Мудрецы Талмуда

Волнующее повествование о кончине рабана Иоханана бен Заккая и о его последней беседе с учениками [18] проливает немного света на то, каким видели мудреца его современники, и что думал о себе в свой последний час он сам. Перед смертью рабан Иоханан бен Заккай обратился к ученикам со словами: Очистите сосуды от скверны и готовьте трон Хизкии, царю Иудейскому! Визит иудейского царя Хизкии в такую минуту подводит итог миссии Иоханана бен Заккая. Мудрец и царь связаны глубоким внутренним сходством, хотя на первый взгляд в аналогичной ситуации царь повел себя совершенно иначе, более того — прямо противоположным образом. Осажденный в своей столице войском могущественной империи, Хизкия не сдается и отказывается от всех мирных предложений. И все же его приход к мудрецу в последний час символизирует их единство. Оба, каждый в своем поколении, посвятили жизнь сохранению преемственности, которой угрожала опасность — преемственности еврейского пребывания в мире. Царь делал это, отказываясь от компромиссов, сражаясь до последнего и уповая на чудо, которое одно могло предотвратить трагический конец — и действительно, чудо произошло. Мудрец оставил осажденный город, совершил поступок, выглядевший предательством, но его цель была той же самой: сохранить власть над Израилем — не династии, не знатной семьи царского рода, а владычество Пресвятого, благословен Он.

Рабби Иеѓошуа бен Ханания

Мишна называет рабби Иеѓошуа бен Хананию просто рабби Иеѓошуа, без упоминания имени отца. Рабби Иеѓошуа был выдающимся учеником рабана Иоханана бен Заккая и наиболее заметным из его последователей. Он выступал от имени дома Ѓилеля в спорах с учениками Шамая и был во всех отношениях одним из самых ярких представителей своей школы.

Благодаря более подробному освещению в Талмуде периода разрушения Храма и последующей эпохи, а также благодаря выдающейся личности рабби Иеѓошуа, нам известно о нем больше, чем о его предшественниках. Очевидно, достоинства рабби Иеѓошуа обеспечили ему почетное положение еще до разрушения Храма. Уже тогда он выделяется на фоне учеников Иоханана бен Заккая. Вместе с Элиэзером бен Гурканосом, рабби Иеѓошуа, по сути, возглавлял учеников рабби. Правда, рабби Иоханан по личным причинам предпочитал ему Элиэзера [1], однако в конечном итоге именно рабби Иеѓошуа продолжил его дело — и как ученый, сохранявший метод Ѓилеля в изначальной чистоте, и как мудрец, ощущавший личную ответственность за судьбы Израиля.

Рабби Иеѓошуа бен Ханания был левитом. Рассказывают, что ему еще довелось послужить храмовым певцом [2]. Однако не вызывает сомнений, что и до разрушения Храма рабби Иеѓошуа не мог зарабатывать на жизнь своим искусством. Долгие годы он зарабатывал хлеб насущный тяжелым ремеслом кузнеца или углежога [3]. Скорее всего, до конца своей жизни рабби Иеѓошуа оставался бедняком.

После смерти рабана Иоханана бен Заккая во главе его школы встали трое мудрецов: наси Санѓедрина, рабан Гамлиэль из Явне — человек энергичного, решительного нрава, пытавшийся воссоздать еврейскую автономию; его свояк, рабби Элиэзер бен Гурканос [4], и рабби Иеѓошуа бен Ханания. Фактически, рабби Иеѓошуа исполнял обязанности главы Судебной Коллегии (ав бет дин), заместителя наси [5], хотя так никогда и не удостоился никакого официального титула. Рабби Иеѓошуа и рабби Элиэзер были близкими друзьями с ранней юности. Однако в ѓалахических дискуссиях их мнения полярно расходились. В Мишне несть числа спорам и разногласиям этих мудрецов — они расходились буквально по всем вопросам ѓалахического законодательства. Принято считать, что рабби Элиэзер был более консервативен, во многом разделяя позицию Шамая [6]. В то же время рабби Иеѓошуа представлял школу Ѓилеля в ее первозданности. И потому, за исключением считанных случаев, Ѓалаха принималась в согласии с мнением рабби Иеѓошуа, а не рабби Элиэзера.

По характеру оба мудреца также являли полную противоположность. Рабби Элиэзер, как и его друг, был левитом, однако происходил из весьма зажиточной семьи, тогда как рабби Иеѓошуа всю жизнь прозябал в нищете. Рабби Элиэзер отличался высоким ростом и красотой, в то время как рабби Иеѓошуа обладал весьма непрезентабельной наружностью [7]. Рабби Элиэзер проявлял склонность к аскетизму, был идеалистом, тяготеющим к строгости и даже суровости в истолковании закона. Его друг, рабби Иеѓошуа, напротив, был законченным прагматиком, как в своем отношении к Ѓалахе, так и в отношении к жизни.