Мудрец

– Гастурт обнаружил подземный ход и спустился туда, – возбужденно объяснял охранник. Но сейчас мне показалось, что он зовет на помощь!

– Что же ты сразу не сказал, черепаший череп! – взревел доктор. Скорее туда!

Они свалились всей кучей в земляной колодец, звучно стукаясь лбами при падении. Но боли никто не замечал потому, что вдалеке глухо послышался крик о помощи.

Запалив на ходу креозотовые факела, вчетвером они ринулись на голос. Ноги их скользили на ступенях, покрытых вековой слизью и плесенью. Губы жадно хватали влажный зловонный воздух, смердящий сырой землей, невероятными испарениями и тем самым запахом, который пропитывал весь дом Шиллиха до самой мелкой доски.

В свете факелов они увидели впереди какие-то неясные тени, метавшиеся в центре продолговатой платформы. Оттуда доносились звуки яростной схватки, – брань, стоны, тяжелое хриплое дыхание…

Не оставалось сомнения, что Гастурт борется с каким-то достаточно крупными зверями, по размерам напоминающими крупных, массивных собак.

Увидев влетевших людей, эти подземные существа оторопели. На мгновение они застыли, словно прикидывая свои силы, а потом развернулись и стремительно ринулись прочь, исчезая в темноте и оставляя на скользком каменном полу недвижное тело телохранителя Найла.

Даже в полумраке, в мечущемся свете факельных языков было видно, что он тяжело ранен. Рядом с телом растекались темные пятна, он истекал кровью и пятна с каждым мгновением увеличивались в размерах…

– О, проклятие! Он мертв… – вскричал Марбус, размахивая своим клинком.

В отчаянии он рванулся в погоню, но тщетно. Хищники моментально растворились во мраке, и парню пришлось быстро вернуться.

От отчаяния плечи его тряслись. Он почти рыдал и судорожно повторял:

– Мой друг погиб… погиб… Почему я не пошел с ним вместе? Почему! Никогда себе не прощу…

Симеон, наклонившись над Гастуртом, проверил его пульс и громко оборвал:

– Закрой рот, трещалка! Он дышит… Гастурт жив!

– Жив? – не помня себя от радости, переспросил Марбус. – Я понесу его на руках… я потащу его до ворот Дворца!

В этот момент окровавленный охранник зашевелился, словно заслышав человеческую речь. Друг, ты жив! – в порыве детского восторга завопил Марбус. – Мы рядом с тобой!

– Крысы… это были огромные крысы… – едва смог пробормотать Гастурт изменяющим, деревенеющим во рту языком, и тут же голова его безвольно упала на грудь.

ГЛАВА 23

В измученной голове Найла теснились смутные мысли, и он пытался свести их в единый порядок, чтобы все они находились в своеобразной гармонии.

Он старался сделать такое ментальное усилие, чтобы хаотично блуждавшие мысленные образы зацепились друг за друга, чтобы они скрестились, образовав многомерные связи и создали бы в его сознании новую структуру, внутренне взаимосвязанную со всех сторон, как искусственно выращенный кристалл.

На первых порах ход его рассуждений развивался нелогично и довольно сумбурно. Мозги сначала плавали, словно вареные плоды кактуса опунции в ароматной похлебке, которую частенько готовила старенькая мать и которую он так любил. А потом в голове стал выстраиваться какой-то порядок.

За последнее время в жизни Найла, как в судьбе многих сотен горожан, произошло столько событий, что даже трудно было выхватить что-то основное из этого беспорядочного кома, нараставшего не только с каждым прожитым днем, – с каждым прожитым часом.

Постепенно, шаг за шагом, используя ментальный рефлектор и координирую мыслительные колебания мозга с сердечными импульсами, ему все же удавалось отсекать в сознании массу ненужных сведений и впечатлений последнего времени. Медальон помогал отбрасывать от себя лишнее, чтобы энергетическим пучком концентрироваться на самом главном.

А самым важным за последнее время Найл считал даже не землетрясение, погубившее столько мирных жителей, а невероятную находку Хуссу, таинственный лабиринт, в который случайно проник паук-пустынник…

Без этого открытия в Белой башне не зашел бы разговор со Стиигом о кровожадных подземных обитателях.

Без этого не возникла бы гипотеза о мутировавших крысах, стремящихся установить господство над Городом.

Неужели почтенный старец был прав, все-таки искусственный разум никогда не ошибался…

Найл размышлял об этом на заседании Совета Свободных, слушая унылую болтовню руководителей своих комитетов, отчитывающихся о том, как именно они своими героическими действиями спасали городских жителей после землетрясения.

Во время одного из таких бесцветных отчетов он поднялся со своего места и подошел к огромному окну, полностью занимавшему одну из четырех стен просторного продолговатого зала, в котором по традиции проходили полные собрания Совета.

Перед ним открылась замечательная панорама лежащего внизу города, разделенного надвое широкой лентой реки, свинцовой и потемневшей от непогоды.

Во все стороны глубокими ущельями расходились улицы и проспекты, застроенные многоэтажными зданиями и вливавшиеся в круглые площади-долины, засаженные зеленью деревьев.