— О, это вроде твой, — он пнул рюкзак в Пашину сторону и беспрепятственно продолжил путь к холодильнику.
— Я прихватила его из дома. Он лежал на столе. Вещи твоего отца тоже там, только картины, которую он у бабушки тогда купил, нет. Наверное, папа ее с собой взял. На память, — сказала Варя и опять заплакала.
Паша открыл рюкзак и выложил на стол два мобильника, две зарядки, планшет, бумажник, связку ключей, паспорт и упаковку влажных салфеток.
— Вот, — он протянул салфетки Варе, которая уже промочила полотенце насквозь. — От самой Москвы везли. Как знал, что пригодятся. Тут написано «успокаивающие».
Варя засмеялась дрожащим нерешительным смехом, достала салфетку и прижала к лицу. Илья издал победный клич — холодильник был набит едой. Варя встала, решительно вытерла нос и полезла в шкаф за тарелками.
— Я сейчас, — сказал Паша и заковылял к двери.
Он пошел по комнатам, заглядывая во все по очереди. Старушка нашлась в самой дальней: лежала на узкой кровати неподвижно, как мумия, и смотрела на занавеску, шевелившуюся от ветра, — так, будто занавеска была за сотни световых лет от нее. Это было действительно жутко, и еще неделю назад Паша мгновенно сбежал бы, но в последнее время его представления о жути сильно расширились.
— Здравствуйте, — он неловко сел на край кровати. — Я просто пришел сказать, что Варя ревет со вчерашнего дня. Она не виновата, просто хотела помочь. Вам надо встать, она же теперь одна. И еще я хотел извиниться за все, что мы тут устроили. Вот.
Паша подождал, но, кажется, речь получилась бездарная — старушка на него даже не взглянула.
Когда он вернулся на кухню, провизия уже перекочевала из холодильника на стол. Илья совал нос в каждую миску и явно не мог решить, с чего начать. Успокаивающие салфетки, как ни странно, подействовали: Варя еще вытирала глаза, но это не мешало ей расставлять на столе чашки и деловито выискивать что-то в шкафах.
— Я съем все, что тут есть, — счастливым голосом сообщил Илья, едва не обнимая кастрюлю с чем-то непонятным.
Паша с подозрением понюхал и чуть не зажмурился от удовольствия. Он понятия не имел, что это, но тоже был готов съесть все.
На кухне воцарилась тишина — ее прерывал только стук вилок и хлюпанье Вариного носа, которое, к счастью, раздавалось все реже. Они уже прикончили чуть ли не половину еды, когда на кухню твердым шагом вышла старушка. Вид у нее был усталый, какой-то иссохший. Варя испуганно уставилась на нее, не донеся до лица салфетку.
— А скатерть где? А ножи? Варвара, ты гостей, что ли, не умеешь принимать? — проворчала бабушка, расправляя плечи. — Сегодня поедешь с дядей Левой в Сочи и свои вещи перевезешь сюда. Маме твоей сейчас позвоним, но предупреждаю: ни в какую Москву ты не поедешь. Бабушка что, за тобой не присмотрит? Школа начнется, дядя Лева тебя возить будет. Москва — это же ужас. Воздух — ужас. Еда — ужас. Посмотри на этих мальчиков. Такие бледные! А вы кушайте, что вы так плохо кушаете?
Паша собирался ответить, что они и так уже, кажется, слопали больше, чем вчерашние гости, но тут дверь на кухню распахнулась и вошел его отец.
— Всем доброе утро, — проговорил он так, словно думал, что их сию минуту выгонят на улицу.
— Так, ты тоже садись, тоже бледный, — сказала Варина бабушка и даже изобразила на лице подобие улыбки.
Паша жевал слоеный пирог с сыром, роняя крошки, и старательно не замечал тревожного взгляда отца. Он не знал, что сказать. А потом проблема исчезла сама собой: отец заметил на столе свой телефон и издал радостный звук, будто увидел давно потерянного друга, схватил его и ушел.
— А чай? — крикнула ему вслед старушка.
— Больше вы его не увидите, — беззлобно пробормотал Паша. — У него пять миллионов писем.
— Пошли, сад вам покажу, а то бабушка вас до смерти закормит, — Варя встала и бросила пустую пачку от салфеток на стол. — Знаете, как растет инжир?
— Да мы все про это знаем. Недавно на ферме работали, — небрежно сказал Илья. — Инжир — это вот это?
— Нет. Это пальма. Пошли.
Когда Паша час спустя зашел в гостиную, отец лежал на диване и быстро, с нажимом проводил рукой по экрану телефона, будто смахивал невидимую пылинку.
— Меня всего неделю не было, а тут сумасшедший дом, — не поднимая головы, пробормотал он. — На аукционе продали натюрморт Кустодиева, я все пропустил. А мне тут прислали заказ найти картину Серебряковой. Это русская художница, которая…
— Я знаю, кто это, — перебил Паша. Он остановился в дверях: от дивана его отделяло два метра скрипучего дощатого пола, и он почему-то не решался сделать по нему ни шагу.
Он думал, отец спросит: «Откуда знаешь?» — но тот, не отрываясь от экрана, сказал только «Угу».
— Пап, мы на море собираемся.
— Ага, — сказал отец, лихорадочно набирая кому-то сообщение.
— Может, ты с нами хочешь?
— Хм.
— Папа, — он махнул рукой, привлекая внимание. Но нет, бесполезно. — Пап!
— Да-да, — пробормотал тот, и Паша еще подождал, но другого ответа не было.
Он опустил голову и тихо выскользнул за дверь.