Мстительный дух (ЛП)

Следопыты неохотно поснимали с себя вооружение, и Сыны Гора в черной броне сжали кольцо вокруг них. Теперь, при более близком рассмотрении, Локен заметил, что их пропорции слегка неправильны, асимметричны и не вполне вертикальны, как будто воины внутри вовсе не легионеры, а бесформенные противоестественные существа.

Или же превращаютсяв них.

— И ты, Тринадцатый Легион, — произнес Ноктуа. — Особенно ты.

Проксимо Тархон медленно положил свой гладий, и Локен увидел в его ясных глазах такие бездны расчетливой ненависти, каких ему никогда не доводилось встречать. На ритуальных разрезах запеклась кровь, размазанный пепел должен был вечно отмечать шрамы.

— Когда я снова его возьму, то сделаю это, чтобы пронзить им твое сердце, — сказал воин Ультрадесанта.

На это Ноктуа улыбнулся, но ничего не ответил.

— Граэль Ноктуа, мелкий ты ублюдок, — произнес Севериан, кладя свой клинок. — Ты знал, что когда поднималась твоя кандидатура, я трижды выступал против повышения? Я всегда говорил, что ты слишком хитрый, слишком готовый услужить. Плохие качества для лидера.

— Похоже, ты был неправ, — отозвался Ноктуа.

— Нет, — сказал Севериан. — Не был.

— Думаю, что был. Я теперь в Морнивале.

Сердце Локена сбилось с ритма при упоминании о Морнивале, о братстве, к которому когда-то принадлежали они с Торгаддоном. Братстве, столь близком к Магистру Войны, насколько это вообще возможно.

— Кто-то сказал «Морниваль»?

Говорящий спрыгнул из-под потолка, и Локен застонал, увидев в его руках модифицированный болтер. Оружие Рамы Караяна. С патронника и дула капала кровь.

— Я помню Морниваль, — произнес воин.

Как и у остальных, стоявших вокруг, его доспех был черным и не отражал света. На нем не было шлема, как и на Ноктуа, и что-то в его мрачной самоуверенной развязности придавало ему жутковато-знакомый вид.

Воин подобрал с пола гладий Тархона и повертел темный блестящий клинок, словно любопытствуя, для чего тот создан. Он покачал головой и убрал оружие в пустые заплечные ножны.

— Бедный проклятый Самус, — с ухмылкой сказал он Локену. — Он только-только заслужил возвращение после того, как плоть его носителя убил на Калте такой же прямолинейный воин, как ты. Это уже входит в тенденцию.

— Кто ты такой? — спросил Локен.

— Никто меня не помнит, — заметил воин. Он ухмыльнулся, обнажив безупречные белые зубы. — Мне было бы больно, не будь я уже мертв.

— Ты — Гер Гераддон, — произнес Круз. — Один из бойцов Маленького Гора Аксиманда.

— Надо признать, тело принадлежит ему, — отозвался Гераддон. — Но его давно нет, Йактон. Я перерожденный Тарик, тот-кто-теперь-Тормагеддон.

Аливия вела Ультрадесантников и пятерых своих солдат все ниже и ниже по извивающимся петляющим лестницам под Святилищем. Стены были стеклянистыми и гладкими, их вырезала в геомантических корнях горы Торгер колоссальная мощь самого необыкновенного разума Галактики.

На этой глубине не горело никаких светильников, мрак пронзали только прожекторы доспехов Ультрадесантников. Казалось, сюда никто не заходил, и это было именно потому, что сюда никто никогда не заходил.

— Насколько глубже эти ворота, мадемуазель? — спросил Кастор Алкад. К его броне до сих пор цеплялся запах плазменного огня, а у дыхания был жаркий привкус жженого камня.

— Уже недалеко, — отозвалась она, хотя по мере их погружения расстояние становилось все более субъективной величиной.

— А откуда вы об этом знаете?

Аливия попыталась придумать способ ответить, чтобы не показаться сумасшедшей.

— Я сюда приходила очень давно, — произнесла она.

— Вы уклоняетесь от ответа, — заметил Алкад.

— Да.

— Так почему я должен вам верить?

— Вы уже поверили, легат, — сказала Аливия, повернувшись и одарив его своей самой обаятельной улыбкой. — Вас бы здесь не было, если бы не поверили.

Она уже рассказала им о том, что находится под Святилищем — о вратах, которые в минувшие эпохи закрыл Император и которые планировал открыть Гор. Рассказала, что по ту сторону врат лежит источник чудовищно опасной силы, и, к счастью, этого им оказалось достаточно.

Ей не доставляла удовольствия перспектива пытаться применить свое эмпатическое воздействие к воинам XIII Легиона, но как оказалось, не было никакой необходимости оказывать давление на душу легата.

Было несложно понять, почему.

Она предложила ему последний жизненный путь, на котором можно добиться чего-то стоящего, и он ухватился за него обеими руками.

— Противостояние тридцати человек мощи двух Легионов замечательно звучит в почетных списках, — сказал он, когда она сообщила, чего хочет от него и его людей. — Однако последние бои — это как раз тот вид теории, которой нас всю жизнь учат избегать.

— И это не тот бой, от которого мы станем уклоняться, — предупредила она.

— Лучше сражаться за что-то, чем умереть просто так.

Он произнес это все с тем же бесстрастным лицом. Ей не хватило смелости сказать ему, что именно из-за подобных утверждений люди тысячелетиями продолжали драться друг с другом.