Мстительница

Однако Рашель не пустила свои деньги по ветру, а потратила с толком, ибо точно знала, как хочет выглядеть. Когда в магазине она поглядела на себя в зеркало, то на мгновение застыла на месте от изумления. Она больше не была чужой в этом мире, потому что перестала быть нищенкой. Она сделалась такой, как все.

Уже на улице оглядевшись, Рашель убедилась в своей правоте. Повсюду она видела девушек, одетых точно так же, которые вовсю смеялись и кокетничали с юношами. Теперь она была одной из них. Рашель поглядела на джинсы и вспомнила, как бабушке не нравились женщины в штанах, а потом прикоснулась к тонкой спортивной рубашке и едва не застонала от удовольствия, щупая новую чистую материю. Ей было на удивление приятно сознавать, что никто до нее не надевал эти вещи и они принадлежат только ей.

По дороге в Оксфорд Рашель успела избавиться и от своего цыганского выговора, и от цыганских украшений.

Оксфорд тянул ее к себе, как магнит. И она пришла. Это случилось незадолго до осеннего триместра, когда в городе почти не было студентов. Редкие велосипеды, которые чуть погодя должны были заполнить узкие городские улочки, стояли далеко друг от друга. Пустовали дискотеки и пабы. Летом Оксфорд принадлежал его жителям и туристам, в основном американцам, которые сновали между колледжами и пялились на все вокруг.

Рашель довольно быстро нашла работу в одном из городских отелей, но платили здесь меньше, чем на ферме, а требований предъявляли едва ли не больше. Многие горничные были иностранки, но одна, ирландка с таким акцентом, что Рашель едва понимала ее, выказала такое дружелюбие по отношению к новенькой, что уже к концу первой недели Рашель почувствовала себя почти как дома.

Когда же она пожаловалась Бернадетте на свою зарплату, та засмеялась.

— Почему бы тебе не сделать, как я? Найди вечернюю работу. В моем пабе, например, ищут официанток. Я бы могла поговорить о тебе.

Рашель согласилась и стала по вечерам работать в пабе. Полноватый веселый менеджер лет пятидесяти с небольшим, у которого дочери учились в университете, может быть, и не прочь был бы пофлиртовать с девушками, но жена следила за ним в оба.

Рашель никогда еще не была так счастлива, но когда робко спросила ирландку, не знает ли та, как получить доступ в библиотеку, Бернадетта весело расхохоталась.

— Вот это да! А я думаю, такая красавица, как ты, может получить образование, какое только хочет. От мужчин…

Вскоре Рашель поняла, что Бернадетта дня не может прожить без мужского внимания, и только тогда она осознала, какая пропасть между ней и ирландкой. В первый раз она заскучала по табору. Все-таки там были близкие ей люди.

Однажды Бернадетта пригласила ее на танцы, но Рашель отказалась.

— Твое дело… Пусть все парни будут моими, не возражаю.

Бернадетта тряхнула волосами, выходя из комнаты, и Рашель поняла, что обидела подругу.

К счастью Бернадетта была отходчива и добросердечна, и утром, забыв о вечерней стычке, взахлеб рассказывала Рашель о своем новом парне.

— Держись подальше от десятого номера, — предупредила она Рашель. — Хельга… Ты знаешь, немка… Она сказала, что когда пришла утром убираться, он вышел голый из ванной и спросил, не помассирует ли она его! Грязный старик! Ему уже пятьдесят, а все туда же. Помнится мне, он приезжал сюда с женой…

Все горничные любили посплетничать. Но Рашель старалась держаться от этого подальше. Она не привыкла к таким откровенным отношениям и относилась к ним с недоверием, все время ожидая какого-нибудь подвоха, так как не могла забыть выстраданное ею в детстве. Правда, теперь она другая, не отверженная цыганка, а обычная девушка, каких много кругом.

Довольно часто Рашель сталкивалась с молодыми людьми, которые, подобно ей, дорожили своей свободой, но, в отличие от нее, много путешествовали. Они приходили в паб с рюкзаками, в потертых джинсах — худые бородатые юноши, и длинноволосые, с накрашенными глазами девушки. Заказав пиво, они рассказывали о дальних странах на востоке, о Катманду и непонятных религиях. Каждый, кто хотел самоутвердиться, медитировал. Читая оставленные посетителями журналы, Рашель постепенно узнавала, что живет в удивительное время.

Летняя жара уступила место осенней прохладе, и по утрам над рекой висел туман. Оксфорд начинал возвращаться к своей обычной жизни. Все больше становилось студентов. Улицы оживали. Туристы уступали место первокурсникам.

С началом нового учебного года жизнь забила в Оксфорде ключом, и Бернадетта была в восторге.

— Вот погоди. Теперь время настоящих джентльменов, — сказала она как-то Рашель, едва они закончили с уборкой. — Сама увидишь.

Когда, казалось, пьянит даже городской воздух, усидеть дома не было мочи. Рашель чувствовала, как частит у нее пульс в непонятном для нее самой ожидании… Почти каждый вечер в паб приходили длинноволосые молодые люди в потертых джинсах или вельветовых брюках, с обернутыми вокруг шей шарфами. Какого только акцента тут не было! И все-таки все они принадлежали к одному кругу, были сливками общества, jeunesse dore, и прекрасно об этом знали.