Он еще не достиг той степени полнейшего отупения, чтобы этого не сознавать. А доводить свое состояние до того, чтобы, в конце концов, за ним приехала крейзовозка, два дюжих санитара сковали б наручниками запястья и на виду у всей деревеньки
Хотя на себя ему давно наплевать, но в чем виноваты Анна Ивановна и Петр Тимофеевич? За что выставлять их объектами пересудов о том, что их зять — сумасшедший, и этим летом скрывался у них от врачей-психиатров, пока за ним ни приехала «скорая», и его прямо из дому не забрали в психушку? В том, что такое событие потом постоянно будет всплывать в памяти жителей не только Капранова, но и соседних Неблочей на протяжении нескольких лет, притом с каждым разом обрастая всё новыми фантастическими подробностями, не могло быть никакого сомнения.
«Получается, что за всю доброту и заботу, что проявили ко мне родители Светы, я рассчитаюсь с ними черной неблагодарностью, — однажды теплым сентябрьским вечером размышлял Игнат, на короткое время отвлекшись от истерзавших душу мыслей о неотвратимости возмездия за Тамару. — Подставлю их так, что хоть продавай дом и хозяйство и на старости лет беги из Капранова в другой район, а то и в другую область.
Ну уж нет! Какой бы я ни был бездушной скотиной, каких только мерзостей в жизни ни наворотил, но хотя бы не допущу подобной неблагодарности, огражу стариков от позора. И если не избежать перспективы оказаться в дурдоме, то лучше уж сдаться туда добровольно, так, чтобы не привлекать к этому факту повышенного внимания. Отправиться завтра же к местному психиатру и попросить дать направление в больницу: «Так, мол, и так. В июне меня постигло большое несчастье — пропала без вести моя подопечная, и с того времени в голове у меня всё буквально перевернулось. Ни на секунду не отпускает депрессия, постоянно преследуют необъяснимые страхи, и в результате всего этого я просто не могу найти себе места. Не в состоянии ни читать, ни смотреть телевизор, ни даже просто спокойно прогуляться по лесу. Давно перестал следить за собой, опустился. Единственное, чем занимаюсь целыми днями, так это сижу на скамейке около дома, курю сигарету за сигаретой и истязаю себя упадническими мыслями. Пока я еще, вроде бы, в здравом рассудке, но всем нутром ощущаю, что скоро утрачу контроль над собой, и даже страшно подумать, что тогда могу натворить. Пожалуйста, помогите! В одиночку справиться с тем, что со мной происходит, я не смогу». А вдруг, и правда, помогут? Почему бы и нет? Завтра же отправляюсь в Неблочи на прием к психиатру!»
Впервые с момента, когда он согласился с доводами Светланы и согласился уехать из Ленинграда в деревню, Игнат сумел самостоятельно принять какое-никакое, но, несомненно, важное и правильное решение. И осознание того, что, несмотря ни на что, оказывается, он еще хоть на что-то способен, сразу же придало ему сил, из каких-то скрытых резервов подзарядило энергией, достаточной для того, чтобы сходить в баню, почистить зубы, побриться, постричь на ногах кошмарные ногти и вышвырнуть в помойную яму стоявшие колом носки.
В тот вечер Игнат почувствовал себя настолько уверенно и спокойно, как еще не бывало за всё время его «отдыха» в деревне. Он даже сумел убедить себя в том, что причиной измучившего его
За ужином Игнат сообщил Анне Ивановне:
— Хочу сходить завтра в больницу.
— Что такое? — насторожилась хозяйка. — Плохо чувствуете себя, Игнат Анатольевич? Может, какую таблетку…
— Разве вы не заметили, — перебил Светину маму Игнат и впервые за три месяца сумел улыбнуться, — что плохо чувствую я себя постоянно. И никаких пилюль против этого вы мне не найдете. Здесь нужна консультация специалиста. Вот и хочу побеседовать с психиатром. Где он у вас принимает?
…На следующее утро, прихватив с собой пакет с минимумом вещей первой необходимости на тот случай, если его сразу положат в больницу, Игнат пешком отправился в Неблочи. «Опель Аскона» остался в Капранове по той же причине: а вдруг придется сразу после беседы с врачом переправляться в стационар? Так не бросать же машину в первом попавшемся месте. К тому же, еще неизвестно, сколько бы пришлось провозиться с этой коррозией, прежде чем удалось бы ее завести после того, как в течение двух с лишним месяцев к ней даже не приближался.