– Ты все еще ребенок. Юридически, я имею в виду. В глазах закона.
– Это ненадолго.
– Именно это я и хотел обсудить. – Он кусал губы, подбирая слова, которые явно не могли мне понравиться. – Я слишком сильно люблю тебя, Арафура. Вот почему я поговорил с доктором Морсеньксом, мы обсудили возможные варианты. Доктор Морсенькс согласен с тем, что, учитывая все обстоятельства и тот факт, что ты не получила должного образования, будет неправильно взваливать на твои плечи бремя взрослой жизни. Тебе нужно время, чтобы все это пережить. Через три месяца ты достигнешь совершеннолетия, это правда. Но закон имеет некоторую гибкость в этом отношении. Он признает, что дата не может рассматриваться как некий неподвижный портал между одним состоянием развития и другим.
Я начала вникать в суть сказанного – и меня как будто обдало ледяной водой.
– Нет.
– Все хорошо, – проговорил он, потянувшись к моей руке. – Это не причинит тебе вреда, и лечение можно проводить одновременно с терапией против светового плюща. Эффект не будет постоянным. Лишь на несколько месяцев… или на полгода, самое большее – на год… и я сохраню тебя как дочь, которую мне никогда не следовало терять.
Я вырвалась из его хватки:
– Нет!
– Все уже сделано, – ласково сказал отец. – Так что нет смысла протестовать по этому поводу. Я с самого начала знал, что ты не очень хорошо это воспримешь. Это понятно, и я не стал думать о тебе хуже. Я вижу в тебе дух твоей матери. Но ты должна смотреть на вещи и с моей точки зрения. У меня вырвали что-то ужасно драгоценное. Я вернул тебя, но, если все пойдет своим чередом, ты снова меня покинешь. И я не смогу этого вынести.
– Ты не можешь так поступить.
– Могу. Доктор Морсенькс все знает про закон, и я обсудил это с юристами. В таком варианте нет никакого позора, никакого скандала. И в конечном счете это будет к лучшему для тебя, к лучшему для всех нас.
Глава 13
Я попыталась сбежать. По крайней мере, поначалу они сделали мне честь, не заперев в комнате. С первой попытки, среди длинных теней в пурпурных сумерках, я добралась до крыльца дома, прежде чем отец преградил мне путь. Я сопротивлялась, но была все еще слаба, и, пусть он ненамного превосходил меня по силе, ему удалось без особого труда вернуть меня под свой контроль.
Потом ему пришлось сесть на стул в холле и вытереть пот со лба.
– О, Фура. В тебе есть бойцовский дух твоей матери, и надо отдать тебе должное, раз ты готова пойти на такое ради сестры. Но чем скорее ты поймешь, что она умерла, что она ни за что бы не пожелала…
– Не смей говорить мне, чего Адрана могла или не могла бы желать, – перебила я. – Я ее знала. А ты так и не узнал.
Думаю, это была самая жестокая и черствая вещь, которую я когда-либо говорила в своей жизни, и как только эти слова слетели с моих губ, ничто в мире не могло вернуть их обратно.
Но их надо было сказать.
На следующий вечер я попробовала снова. В тот раз я добралась только до коридора, ведущего в главный вестибюль, и обнаружила, что он заперт. Отец уже ждал меня.
– Это никуда не годится, – сказал он. – Я не хочу превращать этот дом в тюрьму, Фура, но если ты не подчинишься моим желаниям…
Я продолжала пытаться, ночь за ночью. С каждым разом я забиралась все дальше и дальше. Дом был большой и беспорядочный, в нем имелись проходы и лестницы, которыми редко пользовались, а также задние двери и служебные входы, но вскоре я исчерпала все очевидные возможности. Я начала тешить себя глупыми фантазиями о том, как буду вылезать из окон на крыше, спускаться по водосточным трубам, но даже если бы я выбралась из главного здания, мне все равно пришлось бы столкнуться с главными воротами.
Меня терзала мысль о том, что я могу подвести Адрану. Мне не следовало позволять Видину Квиндару привезти меня домой; я должна была дать ему отпор в Тревенца-Рич или сбежать от него на клипере. Но ведь я пыталась, не так ли? Я угодила в западню бесполезных, удручающих мыслей, которые по спирали затягивали меня все дальше в страдание. Все, чего я хотела, – выскользнуть из их плена и погрузиться в темные, исцеляющие глубины полной бессознательности.
Но что-то мне мешало.
Мои попытки заснуть то и дело прерывались ощущением движения; чувством, что кто-то – или что-то – находится рядом со мной в комнате, занимаясь каким-то быстрым, тайным делом. В конце концов этого беспокойства оказалось достаточно, чтобы привести меня в состояние полного и раздраженного бодрствования. Вдруг доктор Морсенькс нанес мне ночной визит? Я приподнялась на локтях, оторвавшись от пропитанной потом подушки.
Кроме меня, никого не было. В комнате царили тишина и спокойствие. Но по противоположной стене двигался слабый узор из огоньков. Я уставилась на него слипающимися глазами, не в силах понять, что же я вижу. На стене плясали разноцветные пятна.
Именно тогда мне пришло в голову посмотреть в другую сторону – на груду коробок, которые я нашла в чулане.