Мстительница

Я нашла свободный столик, а Прозор направилась к служебному люку в стене. Я положила руки перед собой, сцепив пальцы. Угол был не самый темный в помещении, но светлячок все равно сиял, как будто вырисовывая у меня под кожей причудливые каллиграфические письмена пришельцев. Я не должна была слишком удивляться этому. Мужчина в трамвае обратил внимание, а ведь там был почти дневной свет. Здесь же светлячок сверкал ярче розового светового плюща на стенах. И еще от него чесалась кожа.

Мне хотелось сохранить отметины, оставленные пройденным испытанием. Я была полна решимости. Но не знала, надолго ли ее хватит.

На экранах мерцательников – тех, которые были не слишком расплывчатыми, поскольку сигналам приходилось преодолевать долгий путь, чтобы добраться до нас, – серьезные мужчины и женщины говорили о цифрах и графиках. Они все время показывали изображения пистолей и банков; то и дело появлялся какой-нибудь ползун, представляющий банк или банковскую группу, или даже щелкуны с броненосцами, которые тоже все сильней вовлекались в управление финансовыми системами. Иногда пришельцы говорили сами, стараясь в меру возможностей изъясняться на нашем языке, но в большинстве случаев их переводил какой-нибудь разумник.

С тех пор как я покинула Мазариль, я постоянно размышляла о вещах, про которые раньше никогда не думала. Ракамор вложил в мою голову сомнения и вопросы, и теперь они кружились и размножались, как рыбы в аквариуме. Я все время раздумывала о ползунах и о том, какой от них был толк в действительности. Но не только о них – обо всех пришельцах. И не только о тех, которые были здесь сейчас, вели дела с мирами, но и о тех, которые приходили и уходили из Собрания во время Заселений, что были до нас, о том, чем они занимались. И еще – о пистолях и о том, что некоторые люди или пришельцы, жившие прежде, были достаточно добры, чтобы оставить все эти деньги разбросанными по мирам и шарльерам, где их оставалось лишь откопать и снова пустить в дело.

И еще у меня возникла мысль, которая никогда бы не пришла мне в голову на Мазариле и которая казалась странной и опасной даже сейчас, в Тревенца-Рич.

«А что, если это вообще не деньги?»

Прозор вернулась с напитками. Но не поставила их на стол.

– Хаспер в задней комнате. Он просит, чтобы мы присоединились к нему. Там будет тише, и на тебя не будут таращиться столько глаз.

– Я не возражаю, пусть таращатся.

– А я возражаю.

Прозор знала дорогу, так что я последовала за ней. Через непримечательную дверь справа от служебного люка, по наклонному коридору с низкой крышей, а потом – через еще одну дверь мы попали в уютную комнату, в которой не было окон и имелся всего один мерцательник. Мужчина как раз наливал себе выпить. Он стоял спиной, так что я не видела его лица, пока мы с Прозор не уселись в удобные кресла, расставленные вдоль трех стен. Но первым делом мое внимание привлек сидевший в одном из кресел ползун. Эти пришельцы, в силу того, как устроены их тела, не могут сидеть по-человечески. Но кресло переделали и перетянули обивку так, чтобы ползун смог засунуть брюшко – или хвост, или как оно называется – в дыру в спинке, а его передние конечности торчали, как у собаки, выклянчивающей угощение. На ползуне было что-то вроде мантии, распахнутой спереди, чтобы не мешать конечностям, но завязанной на шее, и большая часть головы терялась под просторным, ниспадающим капюшоном. Единственной частью его лица, которую я могла видеть, был пучок придатков-усиков, которые все время двигались, рывками перемещаясь из стороны в сторону. Ползуны могли видеть и слышать, но я читала, что с помощью своего ротового аппарата они получали много сведений благодаря молекулам, парящим в дыхали; они пробовали нашу химию на вкус и узнавали наше настроение почти раньше нас. Самым странным, однако, было то, чем занимался пришелец. В одной из лап он держал высокий бокал, наполненный льдом и разноцветной жидкостью, и пил через соломинку, издавая хлюпающие и булькающие звуки, словно никто не обучил его хорошим манерам.

– Это мистер Клинкер, – сказал мужчина, который встал и повернулся к нам со своим бокалом в руке. – Мистер Клинкер, это Прозор и ее подруга с «Монетты». Напомни, пожалуйста, как тебя зовут?

– Я Фура. Фура Несс.

– Итак, это Прозор и Фура, мистер Клинкер. А я, разумеется, Хаспер, – сказал он, глядя на меня. – Но ты, не сомневаюсь, сама это поняла.

Квелл был крупным, сильным на вид мужчиной, одетым довольно хорошо, пусть костюм и казался маленьким для такой мощной фигуры: швы натянулись, а края явно не достигали надлежащих мест. У него были черные волосы с белой прядью спереди, зачесанные кверху так, что он выглядел разумником, которого держат вниз головой. Но самым странным в его облике были глаза: механические, как две трубы, вставленные в глазницы и выступающие дальше от лица, чем нос.

– И вы ими можете видеть? – спросила я, решив, что прямота – лучшая тактика.