Пожав плечами, взволнованно теребя сабельный темляк, Елагин отошел в сторону. Алексей, заложив руки за спину, стал медленно прохаживаться, поддавая носком сапога комочки земли.
— В дом не приглашаю, — сказал ему в спину Истомин. Он уже несколько оправился.
— Да я бы и сам в ваш дом не взошел бы. — Любезность за любезность.
— Послушайте, князь, — примирительно заговорил Истомин. — Мы с вами взрослые люди, хлебнули полной мерой и царской службы, и житейских невзгод. Что нам делить?
— Что нам делить? Отечество! Я сражаюсь за поруганную Россию, а вы за ее поругателей. Мы — враги. А врагам добром и миром расходиться не должно.
— Вас ждут дома? Родители, невеста — ждут? Они ведь мечтают прижать вас к груди. Героя, освободителя. А коли вы падете жертвой глупой и вздорной дуэли, какая вам честь и слава?
— Славы не ищу, а честь свою берегу не токмо на бранном поле.
— Помилуйте, глупости какие.
— Наш разговор ни вам, ни мне не нужен. Угоден вам секундант?
— Полагаю, обойдемся без условностей. Разве что Софушку позвать? — несмелая, но близкая к наглости улыбка.
«А ведь он помощи ждет. А время теряется».
Стало беспокойно. Поблизости полк французов, жаждущих мести, а у него всего десяток гусар. Да где ж этот Волох?
А вот и он. Со шпагой в левой руке.
— Пожалуйте, сударь! — Алексей взял шпагу, обнажил, бросил ножны на землю.
— Минуту прошу. — Истомин быстро побежал в дом, мелькая из-под халата голыми икрами. Вернулся в панталонах и в сюртуке, тоже со шпагой. — К вашим услугам.
Алексей сбросил ментик, отдал Волоху кивер, стал в позицию.
С первым звоном он почувствовал, что шпага противника в умелой руке. Клинок Истомина точно шел на укол, давал надежную защиту, стремительно мелькая разозленными осами. Алексей с трудом выдерживал его натиск и в первые минуты схватки его умения хватало лишь на то, чтобы отбивать молниеносные атаки. Не зря Истомин, как вызванный на поединок, коварно выбрал шпагу — сам умелый в ее владении, он справедливо полагал, что гусарскому офицеру больше по руке тяжелая сабля, а не гибкий, быстрый и легкий шпажный клинок.
Окружив дуэлянтов полукольцом, взволнованно наблюдали гусары за поединком, переживая за своего командира, видя, что он не очень уверен, не очень умел в этом оружии. Со времени кадетского корпуса Алексей не держал в руке шпаги. Хотя был среди своих первым фехтовальщиком. Пику только и штык не любил — неизящное оружие, — однако не избегал и это мастерство освоить. В сражении любое оружие должно быть по руке. Видел он, как лихо отбивались артиллеристы тяжелыми банниками от насевших на батарею солдат.
— Не сметь! — вдруг раздался визгливый голос, и в распахнувшемся во втором этаже окне появилась разгневанная Софи в пеньюаре, с неубранными волосами. — Не сметь проливать кровь в моем доме! Вон отсюда! Гони их, Базиль!
Рад бы Базиль гнать, да уже поздно. Алексей приладился, правая рука его, да и все тело вспомнили давнюю науку, кисть заработала именно так, как нужно ей работать не саблей, а шпагой. Да и нашел он слабое место у противника — тот плохо двигался, неповоротлив был, грузен. Не в пример офицеру, сохранившему и укреплявшему в своем теле все то, что нужно в походе и в бранном деле.
Овладев инициативой, Алексей все больше теснил Истомина; тот начал отступать, пятиться…
— Убей его, Базиль! — Софи выкинула в окно оголенные до плеч руки.
Двойного натиска Истомин не вынес, и в тот момент, когда Алексей провел подготовленный стремительный удар, повернулся и побежал — шпага воткнулась ему в ягодицу. Базиль взвизгнул, выронил оружие, схватился за раненое место. Гусары безжалостно захохотали.
Алексей обтер платком кончик клинка, подобрал ножны, вставил в них шпагу, пробормотав:
— Осквернил, однако, славное оружие.
Волох, усмехнувшись в усы, добавил:
— Вот, предлагали же ему порку, легче бы обошлось.
Сбежала со ступеней крыльца Софи, обняла Базиля, повела в дом, все время стеная:
— Д'oктора! Убийцы! Где доктор? Послать за ним немедля!
— Прощайте, сударь. — Алексей сделал легкий поклон. — Надеюсь, вы удовлетворены?
Истомин не ответил. Обернулась заплаканная Софи:
— Мужлан! Солдафон! Будь проклят!
Елагин вскочил в седло. Волох — тоже, проговорив:
— Удирать надо. Чую от сердца: француз нагрянет.
— Оно и кстати, — добавил молодой гусар, вставляя ногу в стремя. — Ж… барину подлечат.
— Я рад, что так сложилось, — сказал Алексею Елагин, скакавший рядом. — Теперь не станет шум поднимать — получить на дуэли такую позорную рану…
— Да мне все равно, — отмахнулся Алексей.
— Наплюнуть, — добавил Волох, склонный подслушивать.