Мститель. Офицерский долг

– Не понимает по-русски? Это плохо. Научим. Что стоишь? – обратился к «Сержу». – Грузи пацана на телегу. Это не его отец, не похож, а жаль. Мальчишку пытать бессмысленно, да и не воюю я с детьми, когда есть такие стойкие деревенские парни. Есть более традиционные методы допроса. Хорошо, что ты ему рожу разбил, быстрее сломается, – добавил я «Сержу», с непонятной для всех усмешкой. Сам дошел до телеги. Уж больно характерные бутылки я увидел. Вытащил одну плотно пригнанную пробку, другую, третью. Странный набор. Шесть пятилитровых бутылок самогона и две керосина. Пока осматривал телегу, «Серж» заткнул пасть мужику какой-то тряпкой и, предварительно заехав ему в «солнышко», загрузил его на телегу мордой вниз. Мальчишку сгрузил туда же. Бутылки все, что были, я выгрузил и поставил рядом с мотоциклом. Туда же сложил и немудреную закуску. Нам они с собой не нужны, а вот топор, найденный в телеге, меня откровенно порадовал.

Проехали вдоль леса до тропинки, уходящей в лес, и остановились. Пока «Серж» выгружал пленников и складывал их под сосной, я срубил два дрына толщиной в три человеческие руки и длиной метра в полтора и очистил их от веток. Приготовив все, я, ни слова никому не говоря, погнал пленников в лес. К муравейникам. Я же обещал никого пальцем не трогать. Муравьи это сделают за меня. Дойдя до места, мы с «Сержем» развязали и раздели обоих пленников и привязали руки мужчины к вырубленному мною колу.

Пленник по-прежнему ничего не понимал. «Серж», впрочем, тоже. Руки ему я привязал в четырех местах. К кистям и к предплечьям. Подготовившись, я подошел к мужику сзади, ударом под колено подбил ему ногу и уронил на землю спиной вниз. «Серж» по моему знаку связал ему ноги, и мы вдвоем привязали связанные ноги ко второму дрыну. Пацана я оставил смотреть на этот цирк стоя. Как только «Серж» закончил вязать пленника, я опять присел перед ним на корточки и продолжил спектакль. Кляп специально не вынимал. Рано.

– Зря ты не стал ничего говорить командиру Красной Армии. Ну получил бы еще немного кулаками и ногами, а потом переселился бы на тот свет от пули. Нормально. Не так, как ты политруков вилами резал. Почти не больно. Сейчас я тебя привяжу ногами к дереву и разворошу муравейник. Мы специально так привязали тебе руки и ноги. Крутиться ты не сможешь, руки, привязанные к колу, не пустят. Не перевернешься, не отползешь, не встанешь на ноги. Даже голову разбить себе не сможешь, так как лежишь на хвое, а эти трудолюбивые лесные насекомые будут тебя жрать. Причем начнут они с разбитой брови и с глаз. Так им проще и вкуснее. Уже через двадцать минут ты пожалеешь, что родился на белый свет.

Мы подойдем через полчаса. Если к тому времени ты не захочешь разговаривать с товарищем лейтенантом, я оставлю тебя еще на час. Сойдешь ты к тому времени с ума или сдохнешь, мне не интересно. Отловим на дороге кого-нибудь еще. Мне абсолютно все равно, кто мне скажет то, что мне надо. Ну, удачи тебе. Не скучай. – Пока я все это говорил, сообразительный «Серж» привязал ноги нашего пленника телефонным проводом к дереву и действительно разворошил ногами муравейник. Говорил же я, что он конь недоразвитый.

Мужику и так не будет скучно. Я его прямо на муравьиную тропу положил, а теперь через полчаса мужик может и с ума сойти. Так бы его несколько сотен рабочих муравьев исследовали, потихонечку доводя до сумасшествия, а сейчас вывалятся из муравейника десятки тысяч озверевших муравьиных солдат, умеющих только рвать тех, кто обижает их дом. Выскочат муравьишки из караулки, а у порога их домика кусок мяса ногами дергает. Сколько секунд они раздумывать будут? Вот такая вот разница. Дай бог, если он доживет до нашего прихода.

Пока мы шли к опушке леса, мальчишка, слышавший наш диалог от начала до конца, доходил до кондиции. Вой оставленного нами пленника слышен был очень долго. Выйдя на опушку леса, я продолжил разыгрывать ужасного.

– Слышь, «Серж». А ты чего сюда мальчишку-то притащил? Не мог в лесу прибить? Языка он не знает, допросить мы его не можем. Ну и на хрен он тебе сдался? Не хочешь сам пачкаться, давай я зарежу. – Говоря это, я едва сдерживал смех, но и «Серж», и мальчик приняли все за чистую монету. Ноги ребенка подкосились, и он, рухнув на колени, жалобно мыча, пополз. Причем полз он к «Сержу». Связанные сзади руки подрагивали в такт шагам, веревки впились в запястья.

– Ты что, Командир? Это же ребенок! – только и смог выдавить из себя этот энкавэдэшный тормоз.

– Ребенок, говоришь? Это ты ребенок. Мы с тобой сейчас на каком языке разговаривали? Мы с тобой разговаривали по-русски. При своем хозяине он русский язык не понимал, а сейчас как-то быстро понял. Это не сын и даже не родственник. Обыкновенный работник. Причем сирота. На спине и на заднице следы побоев. Видимо, вожжами. Палками его забили бы до смерти. Ты думаешь, зачем я их обоих раздевал? Я искал похожие родинки и родимые пятна, а как следы побоев увидел, все встало на свои места.