Мститель

Коридор, в который вступил Конан, оказался короток и прям. Впереди виднелась каменная дверь; ее сплошь покрывали таинственные знаки, что были в ходу у магов Кхитая. «Должно быть, — подумалось Конану, — это и есть Туннель Смерти, ведущий в личные покои чародея…» Там, за каменной дверью, прятался его враг. Глаза Конана хищно блестели в потемках, рука, готовая к отмщению, стискивала рукоять меча. И вдруг тьма сменилась ослепительным светом! Прямо из пола с адским ревом взвилось алое пламя! Жадные языки облизали потолок и потекли навстречу Конану, грозя сжечь его живьем. Раскаленная смерть дышала ему в лицо, одежда на груди и руках начала тлеть. Пот потек но лицу. Он смахнул его тыльной стороной ладони… и кожу царапнул металл. Кольцо Рахамона! Он успел совершенно позабыть про него. Сможет ли оно поспорить с могуществом желтого колдуна?..

Он взмахнул рукой с надетым кольцом, пронеся ее сквозь само пламя. Удар, подобный грому тысячи цимбалов, потряс каменные стены. Языки пламени со звоном осыпались на пол, точно осколки разбитого стекла. А те, что не разбились, застыли, неожиданно отвердев и остыв, — бессильные изваяния зла. Конан могучим прыжком перелетел через окаменевший огонь и побежал к каменной двери, чувствуя себя непобедимым. Ничто не сможет остановить его! Подняв руку с волшебным кольцом, он занес ее для удара… Зенобия дрожала от холода, распростертая на каменном алтаре. Нежные руки тщетно силились вывернуться из тяжелых оков, прочная цепь, державшая ноги, тянулась к кольцу, вделанному в пол. Ее мучитель суетился поблизости, у длинного темного стола, заставленного магическими приспособлениями, ларчиками и фиалами, заваленного свитками тронутых гнилью пергаментов. Из-под надвинутого капюшона мага торчала жидкая борода…

Потолок обширной комнаты был так высок, что Зенобия никак не могла его рассмотреть. Надеяться было более не на что, и Зенобию душили слезы отчаяния, но она не давала им воли. Свой смертный час она встречала с тем же достоинством, с которым держалась все долгие месяцы плена… Она думала о Конане, своей единственной любви, своем муже, и сердце готово было разорваться от горя и тревоги. «Конан в одиночку отправился тебя выручать», — время от времени напоминал ей колдун. Что за демоны сообщили о том Ях Чиенгу, Зенобия не знала. Быть может, ее любимый давно уже лежит мертвым в туранских степях, а может, его схватили и зарезали дикие химелийские горцы?.. В восточной половине мира было много могущественных людей, отнюдь не желавших ему добра…

Нынче в полдень за нею явились приспешники желтого чародея, приволокли сюда, в этот покой, и приковали к ужасному алтарю. С тех пор она и лежала здесь, беспомощная, наедине с магом-кхитайцем. Покамест, впрочем, ему как будто было не до нее: бормоча, одно за другим вычитывал он заклинания из пропахших затхлой сыростью фолиантов. Зенобии оставалось лишь крепиться из последних сил, помимо воли вновь и вновь обращаясь мыслями к ожидавшей ее страшной судьбе… И вот наконец безжалостный истязатель направился к ней, и в руке его поблескивал длинный, странно изогнутый нож. Темные таинственные письмена были начертаны на клинке. Жестоким, злобным предвкушением мерцали маленькие глаза колдуна… Прощаясь с жизнью, Зенобия мысленно вручала свою душу Митре — Богу небесной справедливости и солнечного тепла. И тогда…

Тяжелая каменная дверь, взломанная страшным ударом, рухнула внутрь комнаты. Обломки разнесенного вдребезги порфира покатились с таким грохотом, словно рассыпалась целая тысяча замков. Тучей взвилась пыль. В проломе стоял черноволосый исполин: голубые глаза его полыхали царственным гневом. Огни факелов плясали на лезвии меча в его руке. Вот тут-то у Зенобии и хлынули слезы из глаз, а сердце едва не выпрыгнуло из груди. Он все-таки пришел! Пришел наконец! Ее любимый, ее заступник и повелитель! Конан!..

Конан быстро оглядел комнату и сразу увидел, что здесь затевалось. Ему хватило одного взгляда на Зенобию, распятую для жертвоприношения на алтаре, чтобы понять: еще чуть-чуть, и было бы поздно. Молча, с ужасающей яростью, кинулся киммериец на желтого некроманта…