- Я был бы очень рад, если бы так было. Скажи мне, Стэлла, ты хорошо знаешь мистера Уильмота?
Она хотела сказать, что знает его насквозь, но спохватилась и сказала:
- Я до сих пор думала, что знаю его абсолютно хорошо, но убедилась, что это не так. Зачем ты это спрашиваешь?
- Не знаешь ли ты, имеются у него родственницы и знакомые дамы?
Стэлла отрицательно покачала головой.
- Его единственными родственниками были мистер Мэрривэн и еще старая тетя. Ты предполагаешь, что у него были еще и другие жильцы? Кроме его тети, которая уже умерла, никто к нему не приходил. Он никогда не устраивал вечеров, подобно другим холостякам.
- Это только простое любопытство, - сказал он улыбаясь, но сейчас же опять стал серьезным.
- Я сама не знаю, что тут происходит. Не узнал ли ты чего-нибудь нового? Город кишит репортерами. Один пришел ко мне и просил у меня дать ему подробности из жизни мистера Мэрривэна. Он, например, спросил у меня, ходил ли он в церковь и был ли он спокойным человеком. Я ответила, что мало знаю о нем. Он удовлетворился этим.
Энди облегченно вздохнул.
- Я очень рад, что Доунэр не приехал.
- Кто такой Доунэр?
- Журналист, самый умный и дельный из всех своих коллег. Он не удовлетворится простой отговоркой, как посетивший тебя репортер. Он не задал бы также таких глупых вопросов. Он говорил бы с твоим отцом об искусстве, пошел бы в ателье, восхищался бы «Пигмалионом», заговорил бы о красках, о влиянии атмосферы, об освещении и о динамических теориях. Он превосходно знает людей и чрезвычайно хитер.
Одно лишь его присутствие убедило бы тебя в том, что он больше знает, чем ты сама, но не о старых мастерах, не о картинах, а о частной жизни Мэрривэна. Ты была бы неприятно поражена одним его взглядом.
Она не могла оторвать от Энди глаз. Он боялся смотреть ей прямо в лицо, ибо чувствовал, что еще одно мгновение и он заключит ее в свои объятия. Они восхищались друг другом.
- Ты, наверное, уже изучил массу неприятных людей… как этот Доунэр и… профессор Скотти. Я по ошибке назвала его так, и он был весьма доволен этим. Что нового вообще?
- Инспектор Дэн нашел твое кольцо. Всегда ли ты бросаешь бриллиантовые кольца на улицу?
Стэлла нисколько не была смущена.
- Я его выбросила сама не знаю где. Что… ты уже хочешь уйти? Ты всего тут несколько минут и еще не успел повидаться с отцом и посмотреть его картину.
- Я уже достаточно побывал здесь, чтобы возбудить любопытство всех соседей. Неужели ты не понимаешь, что я могу посещать тебя только тогда, когда по официальному поводу должен посещать и других? Каждый день я совершаю 10 - 12 визитов, действую людям на нервы… только для того, чтобы тебя немного повидать.
Она была тронута и проводила его до дверей.
- Я хотела бы, чтобы ты пришел еще раз… стирать пыль, - нежно сказала она.
- А я… желал бы, чтобы мы снова очутились у выхода с площадки для гольфа, - дрожащим от страсти голосом заметил он.
Она улыбнулась. Звук ее голоса звенел в его ушах, покуда он не вышел на улицу.
XIV
Не было преувеличением утверждение, что со времени смерти своего дяди Артур Уильмот жил в страшном напряжении и часто думал, что лишится рассудка. Характер и воспитание не помогали ему храбро перенести удар судьбы. Он унаследовал от своей матери, высокообразованной, но нервной женщины, слабость и неумение противостоять своим моментальным настроениям и прихотям. Он не умел владеть своими чувствами, и его мог обуздать только страх. То обстоятельство, что Стэлла не знала его истинного характера, заключалось в том, что он был скрытен и убежден, что ее дружба и симпатия к нему разовьются тогда, когда он этого пожелает. Она не замечала, что он осторожно добивался ее близости. Сперва он не давал ни малейшего намека на то, что он влюблен в нее, ибо не хотел пожертвовать своей жизненной, компрометирующей его тайной. Он думал, что этим он проявляет свою искренность по отношению к ней. Он был убежден, что с течением времени она найдет удобный момент, чтобы оформить их дружеские отношения. Когда он, наконец, решился в осторожных выражениях объявить ей о своем намерении жениться на ней, ее сопротивление было для него ударом грома при ясном небе. Его тщеславие вынуждало его считать ответ Стэллы неокончательным. Он потому легкомысленно относился к ее словам, что знал и говорил себе, что женщины в подобных обстоятельствах всегда немного странны и нелогичны. Но, получив вторичный отказ, он почувствовал себя отверженным. Однако он рассчитывал, что это еще не означает полного разрыва отношений.
Наконец, после долгих размышлений, он решил хорошо подготовленным наступлением завоевать то, чего он не мог добиться терпением и любезностью. Ее насмешливые выражения, ее презрение и равнодушие к его чувствам влияли на него так, как влияют высокие горные вершины на альпиниста.
Нельзя было сказать, что он ее сильно любил. Он больше всего любил себя, но так как предмет его вожделений был для него недоступен, он стал для него дороже всего на свете, и жизнь с ее прелестями казалась ему ничтожной.