Она не сказала ничего, потому что чувствовала себя слабой, обессиленной и совершенно неспособной бороться. Ее сопротивление чарам Доминика все убывало и убывало с той самой минуты, когда она переступила порог его дома, и теперь почти полностью исчезло.
Ее лицо побелело, глаза стали огромными и тревожными, и Доминик сжал зубы. Проклятье!
Он не может сейчас заниматься с ней любовью. Это невозможно, пока она смотрит на него этими глазами, полными боли, глазами, словно у раненого оленя.
- Расскажи мне о твоем замужестве, - неожиданно попросил он.
Эти слова как бы вывели ее из оцепенения. Роми заморгала от удивления, что он вдруг задал ей такой вопрос и в такое время.
Но если покопаться как следует в сердце, то.., разве сможет она когда-нибудь говорить о Марке без чувства вины и сожаления, которые не оставляют ее?
Она выпрямилась, слегка отодвигаясь от Доминика, а ее рука потянулась за рюмкой с бренди.
- Что ты хочешь узнать о моем замужестве? - спросила она, не в силах скрыть печаль в голосе.
Доминик усилием воли не позволил себе упиваться хрупкой красотой ее лица.
- Оно было счастливым?
- Нет. - Роми увидела горький упрек у него в глазах и сжалась. - Во всяком случае, в обычном смысле.
- Из-за твоих измен?
- Из-за болезни Марка, - сказала она, и теперь настала его очередь вздрогнуть. - Это с неизбежностью омрачало наши отношения, но мы старались использовать как можно лучше то, что имели.
Какое-то время он молча переваривал сказанное ею. Потом спросил:
- Он переносил все мужественно? Роми кивнула.
- Иногда он вел себя с поразительным мужеством, но порой бывал страшно испуган. - Она посмотрела Доминику прямо в глаза. - Не существует никакого стереотипа поведения для людей, знающих, что они умирают, Доминик. Нет ни правил, ни указаний, которым можно было бы следовать. Поведение этих людей беспорядочно. Непредсказуемо. Оно такое же, как и всякое человеческое поведение, - в основном мы решаем все по ходу дела.
- И ты могла смотреть ему в глаза? После того, что ты ему сделала?
- Да, могла. - У нее задергалась щека. - Потому что его мать поместили в частную лечебницу, и у него осталась только одна я, - просто ответила она. Потом, сочтя, что Доминик весьма успешно уходит от своей доли ответственности, добавила:
- А еще потому, что я - в отличие от тебя, Доминик, - не смогла бы решиться сбежать.
- Я не сбежал! - проговорил он сквозь зубы.
- После свадьбы ты больше ни разу не виделся с ним. Ни разу! - упрекнула она Доминика. - Ты не явился даже на похороны, черт возьми!
- А разве я мог? - зло сказал он. - Как бы я смотрел ему в лицо, зная, что сделал с его женой? И как бы я смотрел в лицо тебе, Роми, если знал, что все еще хочу лишь одного - дотащить тебя до ближайшей постели и...
- Д-довольно, - дрожащим голосом произнесла она.
- Присутствовать на вашей свадьбе было с моей стороны ошибкой, но избежать ее я мог бы лишь ценой чудовищной сцены. Однако я понимал, что больше никогда по доброй воле не встречусь с вами обоими. - Доминик на секунду закрыл глаза. - А потом, когда узнал, как он болен...
- Да, так что же помешало тебе приехать тогда? - Ее голос срывался.
- А тогда было уже поздно, - тихо сказал он. - К тому времени я уже так надолго прервал отношения с Марком, что не смог бы объяснить свое отсутствие, не рассказав ему всей правды. Меньшего, чем правда, Марк не заслуживал, - грустно закончил он.
Вот ведь ирония судьбы! Роми сделала еще один глоток бренди.
- Он и не захотел бы, чтобы ты приезжал, если бы твоим единственным мотивом была жалость.
- Я это знаю. - Доминик осушил рюмку и поставил ее на стол, потом обжег Роми холодным огнем серых глаз. - Что же дальше, Роми? Что нам делать дальше?
Она испугалась, что прочтет в его вопросе гораздо больше того, что он намеревался вложить в свои слова, поэтому поспешила повернуть его на сто восемьдесят градусов.
- Это зависит...
- От чего?
- От того, что хочешь делать ты.
- Думаю, ты уже знаешь ответ на этот вопрос, - осипшим голосом сказал он.
- И от того, что хочу делать я, - добавила она твердо.
- А наши желания совпадают, Роми? - тихо спросил он.
Она с минуту рассматривала ладонь своей руки, потом подняла голову.
- То есть хочу ли я пойти с тобой в постель? У него на лице появилось слегка обескураженное выражение.
- Ну да...
- Что с тобой, Доминик? Или не привык, чтобы твои женщины прямо говорили тебе, что им нужно?
Он засмеялся, и в его смехе чувствовался.., грубый голод, от которого у Роми защекотало нервы.
- Значит ли это, что ты - одна из моих женщин, Роми?
Напрасно он решил именно так сформулировать свою мысль. А может быть, и нет. Может быть, лучше он выразиться и не смог бы. Потому что, когда она представила себя в роли одной из обитательниц обширного гарема, это одним точным ударом разбило всякие романтические надежды, какие она могла еще питать в глубине души.
Заметил ли он это сомнение и усталую отрешенность, которые на мгновение бросили тень на ее черты? Не потому ли его губы сложились в жесткую и горькую линию, когда он сказал: