И протянул мальчику большую лапищу. Тот застенчиво вложил в нее свою ладошку. Макс легонько пожал ее и вдруг сощурился:
— Я тебя откуда-то знаю?
Денис покраснел, опустил голову и помотал ею решительно.
— Ну и ладно, — Макс выпустил ручонку мальчишки. — Займись пока своими делами, а я с папой поговорю.
Денис ушел в свой угол, а Макс сел на его место на краю постели. Сергей не смотрел на него.
— От тебя пахнет, приятель, — сказал Макс. — Не обижайся, это я так, надо же с чего-то разговор начинать… Всем жаль твою Полину. Ее любили. И для меня она много сделала. Я не слепой, видел — гибнет человек. Но каждому свой срок отмерен, верно? А она, между прочим, сына на тебя оставила. Ты не должен ее подвести. Спорю на что хочешь: она сейчас смотрит на тебя сверху и расстраивается, места себе не находит, гадая, как тебя растормошить…
Сергей вздрогнул. Словно не заметив этого, Макс продолжал.
— Я не уговаривать тебя пришел. На кой ты мне сдался? Да и не умею я этого. У вас уговорщиков полно — поп, руководители… Хотя они, кажется, руками водить горазды, и больше ничего… Мне ведь Полина о тебе рассказывала хорошее, а ты такую слабину дал. Добро это? Не добро. И в колонии многие только Савельичу вашему — но он старый — да тебе верят, я слышал. Я скоро двину отсюда в сторону Москвы. А тебе тут жить. Давай-ка поднимайся, парень, — он помолчал. От него исходила волна силы и уверенности. — Никогда столько слов за один раз не говорил… Пока, увидимся.
Макс решительно поднялся и вышел.
Денис, прикрыв глаза и сосредоточившись, увидел, что слова, сказанные гостем, как будто образовали большой, прозрачный, но твердый кокон, оболочку, которая стала медленно оплетать отца со всех сторон; и вот уже Сергей, безразлично сидящий на кровати, полностью в него затянут. А внутри кокона тем временем началась кропотливая работа: тысячи микроскопических молоточков начали стучать в сознание Сергея, в его душу и сердце, разрушая ледяной панцирь тоски и безразличия, возникший в ночь смерти Полины тонким ломким слоем и росший день ото дня.
Им придется поработать, подумал мальчик о молоточках. Папа просто так не сдастся.
И сейчас же в голове его возник образ серьезной девочки с веснушками и носом кнопкой. Она не приходила давно, с той ночи, когда в колонии объявился Макс. После смерти мамы Денис очень надеялся, что она появится — в те дни ему так нужна была поддержка! Но она привиделась ему наяву только сейчас.
Помоги им, сказала девочка. Кого она имела в виду? Молоточки? Твоему папе больше нельзя так, продолжала она. Денис и сам это понимал, но что он мог поделать? Ледяной панцирь бы слишком крепок.
Скажи ему, продолжала девочка. Просто скажи. Слова придут. Но не откладывай…
Денис открыл глаза.
В этот день в состоянии отца начались перемены: он съел полноценный обед, принесенный сыном из столовой. Лицо Сергея порозовело, глаза заблестели. Денис видел, что его папка возвращается в жизнь.
Сергей по-прежнему молчал, но теперь его молчание было иным, нежели раньше. Он расхаживал по комнате, несколько раз выходил в коридор, а потом вдруг из стопки книг, сложенных в углу, выбрал Маркеса, уселся на постель и стал читать.
А вечером явился второй гость, и жизнь отца и сына перевернулась за последние десять дней снова.
Денис со сверстниками были в игровой комнате — они сражались с космическими пришельцами, захватившими землю и загнавшими жителей планеты в подвалы и метро. Миссия требовала полного самоотречения и времени, конечно. В общем, он заигрался и вернулся домой позже обычного.
В их комнате сидел за столом небритый мужчина в темно-синей фуфайке и стареньких тренировочных штанах. Рядом был отец. Они с гостем… разговаривали! За прошедшие дни мальчик настолько отвык от звука отцовского голоса, что сейчас встал на пороге, как вкопанный, не в силах сделать ни единого шага.
Сергей посмотрел на него.
— А вот и Дениска, — сказал он как ни в чем не бывало. — Чего замер? Пройди, поздоровайся… Это дядя Степан, он механик, следит в колонии за освещением и герметичностью… Впрочем, этого ты, наверное… не поймешь…
Денис смутно помнил дядю Степана. Именно у него он отыскал отца в ту ночь, когда умирала мама.
— Здравствуй, Денис, — сказал дядя Степан и чесанул живот через фуфайку.
— Здравствуйте, — сказал Денис и направился в свой угол.
Он пропустил начало беседы и сам момент, когда отец заговорил (он не сомневался, что это должно случиться, просто не думал, что именно сегодня, и очень обрадовался), но, без труда настроившись на Степана, его мысли и настроение (смятение, сомнения, страх и продиктованная страхом решимость), понял, о чем речь.