Мраморный рай

- Я говорю, в четвертый рейх этот урод подался. Вот что. Хреново это. Я конечно сталкер и у меня в метро особый статус. Эти идиоты меня не тронут и даже может, пустят в свой фатермазафакалянд… А может натравить красных на фашистов с их напалмом и выжечь весь этот рейхстаг вместе с моззом? Да нет. Не то. Долго, нудно и не факт… А ну подержи. – Сергей всучил Страннику в руки фонарь и стал разворачивать карту поверхности. – Так. Мы вот здесь. А где рейх? Пушкинская, Тверская, Чеховская. Если дворами да напрямик, то отсюда километра полтора будет. Неужели он ничего не боится, а?

- Человек боится. Мозз нет. Мозз питается страх как ты воздух. Носитель страх. Мозз сыт. Но страх человека-мозз не выходит наружу. Он остается в мозз. Тогда мутанты плохо чувствуют человек-мозз. И он может идти поверхность. Не всякий нападет. Никто не любит мозз.

- Ну, хорошо. Его вшторило моззом и он не боится. Точнее боится но идет с упорством идиота. Тогда он рванул дворами напрямки. Если дорогу знает.

- Знает, - Странник кивнул, - Человек знает и мозз ведет его куда надо. А человек несет и делает что надо мозз.

- Ну, значит он уже в рейхе. Получается что это уже не человек, а такое же чмо как эти мутанты вокруг. И что ему эти полтора километра в таком случае? Тьфу.

- А что такое чмо?

- Это… Ну… - Маломальский через капюшон почесал затылок. – Это когда в голове фашиста мозз. Будто без этого в его голове мало пакости. Ну, вот короче как-то так.

- А фашист, это плохо? – Странник задавал вопросы даже без намека на шутку.

- Ну, знаешь. Если ты сам не фашист, то не знаю что хорошего. А вот когда общаешься с ними и думаешь, что они разговаривают с тобой и в это время оценивают форму твоего черепа, хотят заглянуть в родословную в поисках неполноценных, или инвалидов на удобрения пускают, это так мило…

- Они считают себя выше? Хотят управлять другими, кого считают ниже?

- Ну да. Уловил суть.

- И мозз в голове такого человека?

- Видимо да.

- Твою ж мать! – воскликнул Странник, повторив часто употребляемую Сергеем фразу. – Это же полная хренозавра полянка!

- Вот что-то я теперь суть не улавливаю. Ну а разница какая? Ну, фашистам башку пощекочет. Да и шут с ними. Чего их жалеть? Они никого не жалеют.

- Сергей, ты не понял! Это панама! Паланма! Напалм, вот!

- А причем тут напалм? А, ты хочешь сказать, гремучая смесь? Да?

- Точно!

Сергей задумался. Он толком не понимал, что из себя представляет этот мозз. Знал лишь то, что это большая угроза для людей. А не выйдет ли так, что фашисты посредством мозза получат в свои руки что-то типа биологического оружия?

Странник смотрел на него внимательно, словно понимая мысли своего товарища.

- Мозз думает. Он разумен, - произнес Странник. – Все живое для него, конкуренция плохо. Мешает считать себя лучше. Его идея, доминанта над жизнью. Порабощение. Вечная власть. Диктат.

- Откуда слов таких понабрал?

- Я учусь. И он тоже.

Маломальский принялся неторопливо сворачивать карту и пристально посмотрел в глаза своего напарника.

- Тогда, это очень плохо, что такая штука поселилась в голове нациста. Но… Сдается мне, что у тебя с моззом что-то общее. Ты уж очень хорошо знаешь его повадки. Если конечно все что ты говоришь, не бред сумасшедшего. Кто ты, а?

- Я Странник.

- Ты же не человек, - эта внезапная догадка ввергла Сергея в мгновение ока в ледяной холод и он попятился. Ну конечно. Это очевидно. Он видит в темноте. Он ходит по поверхности без спецовки. Он жрет кошек и крыс. А он-то, Сергей, привык, что мутанты это звери. Конечно, всякие разговоры ходили про то, что есть и человеческие мутанты. Но он относился скептически ко всяким этим жутковатым байкам про неизбежность появления всяких там хомоновусов, хомодемоников, хомовампирусов. А тут вот он. Человек, да не человек.

- Да. Я не человек, - медленно и обреченно Странник кивнул. – Ты боишься, Сергей. Не надо. Я друг. Я твой друг.

- Какой же ты мне к черту друг, если ты не человек. Ты МУТАНТ! – это звучало как приговор.

Странник тяжело вздохнул и повесил голову.

- Теперь ты оценивать форму моего черепа, думать о неполноценных в моей родословной и желать пустить меня на удобрения? – тихо спросил он.

И после этих слов страх исчез. Растворился холод. Стало жарко. От стыда. Сергею вдруг стало стыдно.

* * *