Мрачные всадники

— Я чуть не обделал своё нижнее бельё, деревенщина. Дело в том, что они услышали меня, и следующее, что я помню, это то, что у старой Сэди оказался дробовик, и она заставила меня подняться на чердак и лечь в постель, где мальчики привязали меня, как брыкающегося бычка.

С каждой минутой это становилось всё более странным.

Но Кирби уже почти все понял. У них постоянно появлялись и исчезали жильцы — ковбои, шахтеры, бродяги, солдаты и прочие. Сэди постоянно продавала лошадей и паковала коробки с подержанной одеждой в церковь.

Черт, все сходилось. Кирби понял, что они с мальчишками время от времени убивали гостей, которых никто не хватится. Забирали у них наличные, продавали лошадей и все такое. А кости? Ну кто же, во имя всего святого, знал?!

Но Сэди ввела его в курс дела. Да, они убивали людей — в основном, отбросы общества. Делали им одолжение своим безумным образом мыслей. Но мальчикам нужен был отец, и она хотела, чтобы им стал Кирби.

«Черт возьми, эти мальчики нуждаются в руководстве, в мужском влиянии, — сказала она, — и они не могут тратить свое время на разговоры с отцом на алтаре — том, что был украшен, как рождественский подарок. Со временем, — сказала она Кирби, — ты примешь наш образ жизни и захочешь к нам присоединиться».

— Я рассказал эту историю одному умному парню, которого встретил в Дакоте, деревенщина. Он рылся там в поисках костей больших ящеров, которые, по его словам, плавали в море еще до библейских времен, — сказал Кирби. — Он сказал мне, что то, чем они занимаются, называется «поклонение предкам». Дикари постоянно так делают — помещают кости усопших в свои хижины и поклоняются им, как Иисусу или святым. Для белых это чертовски странно, а для них — абсолютно обыденно.

Следующие две недели Кирби абсолютно голый сидел взаперти в той комнате. И вот однажды вечером Сэди с мальчиками отправились на церковный ужин, а Кирби перегрыз веревку, как бобр кору, и сбежал к чертовой матери.

— Знаешь, деревенщина, Чарльстон — чертовски злой город, и я никогда не намерен туда возвращаться. Если тебе когда-нибудь нужно будет там задержаться, скажи мне. Уверен, я сумею найти тебе вариант получше.

История была захватывающей, но у Партриджа в голове крутились совсем другие мысли.

«Неужели я хоть на секунду поверю в то, что какой-то парень, которого я никогда раньше не видел, сразу вручит мне восемьдесят тысяч? Неужели я действительно в это поверю?»

Но как же он хотел в это верить, Господи…

Анна-Мария сказала, что когда-то любила его. Возможно, она действительно любила. Он верил в это вопреки собственному опыту; ему нужно было в это верить.

Они с Кирби добрались до высокогорной местности, следуя по извилистой неровной дороге через заросшие можжевельником склоны и возвышающиеся над ними голые вершины. Из земли торчали выступы и обломки скал, а по периметру дороги виднелись огромные рыжие валуны.

— Мы должны разобраться с тобой в некоторых моментах, деревенщина, — в конце концов сказал Кирби; его лицо скрывалось под тенью широкополой шляпы. — Ты любил эту девчонку, и, возможно, она тоже любила тебя. Но это было довольно давно. И теперь все по-другому. Здесь только ты и я, и Бог знает, что ждет нас там, наверху.

Глаза Партриджа сверкнули на осунувшемся лице, как обломки кремня, и он произнёс:

— Если у тебя есть план, Малыш, то сейчас самое время им поделиться.

Кирби промолчал.

Они ехали по этой дороге еще двадцать минут; наконец, деревья с кустарниками начали редеть, и сквозь листву стал виден дневной свет. Они были уже близко. Шахта должна располагаться прямо за поворотом.

Они подошли поближе и разглядели буровые вышки и шахтные копёры, от поверхности которых отражался солнечный свет.

— Теперь у нас два варианта: мы можем поехать прямо туда, — сказал Кирби, — а можем сделать все по-умному: затаиться за кустами и понаблюдать.

Они повели своих лошадей через скалы в лес, пока не нашли тенистую защищенную пещеру, где можно было привязать животных и не бояться, что они убегут.

Они двинулись через подлесок пешком, опасаясь, что через час или около того стемнеет; тени уже начали удлиняться и ползти, как извивающиеся щупальца.

Они с Кирби двигались как можно тише, но оба уже давно не охотились и никого не преследовали, поэтому звуки оказались гораздо громче, чем хотелось бы — под ногами хрустели листья и сухие ветки. Кирби чуть не наступил на большую древесную гремучку, растянувшуюся у подножия травянистого холма, и когда она загремела трещоткой и откинула назад смертоносную лопатообразную голову, он плюнул ей в глаза табачным соком, и змея скользнула прочь сквозь сосновые иголки и ветки.