— Если я говорю: «поскорее», то не надо преувеличивать. Я буду доволен, если ты найдешь их к вечеру. Кстати, как здоровье Пино?
— Лучше. Утром приходил в агентство.
— Ну, так мобилизуй его. Можешь начинать прямо сейчас. И поговори с Луизеттой: у этих типов была машина. Может быть, они звонили отсюда. Впрочем, ты дело знаешь.
Мой сотрудник, с головой цвета мака, украдкой бросает взгляд на субретку, и она его, кажется, завораживает.
Он расплывается в улыбке, от которой его веснушки становятся более заметными.
— Мадемуазель, вы не могли бы уделить мне несколько минут наедине?
Он произносит это так церемонно, словно делает ей предложение.
Ей, видимо, нравятся типы, похожие на клоунов, потому что она говорит.
— Пройдемте ко мне в комнату.
Матье, как Адам, не задумываясь, надкусывает яблоко.
— Прекрасно, пошли.
Но не успевают они ступить и шага, как на втором этаже раздаются звуки, которые заставляют меня насторожиться.
Эти звуки очень похожи на фейерверк, на аплодисменты, на звуки, издаваемые Берюрье, на выхлопы газа из машины или на что-то подобное.
Но в данном случае, в этих звуках слышится что-то устрашающее. Кри-Кри! — мелькает в моем сознании. — На этот раз им удалось!
Я бросаюсь наверх.
Берюрье, завязанный поперек живота белым передником, вымазанный в муке, едва не сбивает меня с ног.
— Господи, Боже мой! — кричит он. — Это из комнаты артиста?
Он несется следом за мной, за ним — все обитатели дома. Но всех обгоняет Матье.
К огромному счастью и всеобщему облегчению Кристиан Бордо не мертв. Я бы сказал: совсем наоборот, ибо убил двух человек, на что я намекал несколькими страницами ранее. Двое!
Пара молодых и красивых, но мертвых! Парню пуля попала в лицо. Он уже не шевелится. Девушка, лежащая на полу вверх лицом, еще вздрагивает, но это — судороги агонии, так как на ее груди расплывается кровавое пятно, а напротив сердца зияет отверстие.
Актер держит в руке еще дымящийся пистолет. Он с отвращением смотрит на дело своих рук. Когда мы показываемся в дверях, он роняет револьвер и бежит в ванную, где его начинает рвать.
— Не подходить! — приказываю я.
Все останавливаются, за исключением Берю, который умудряется обсыпать трупы мукой.
Обойдя их, я направляюсь к Бордо, который стоит на коленях перед унитазом, словно араб на молитве во время рамадана.
— У вас, как в галерее Лафайет, — говорю я ему, — всегда происходит что-то необыкновенное.
— Тут не было выбора: либо я, либо они.
— Как так?
— Он ворвался в мою комнату с револьвером в руке. Видимо, во время суеты они где-то спрятались.
Он говорит, как мотоцикл, мотор которого забарахлил. Его речь прерывается икотой и рвотой. После чего наступает молчание.
— Вы говорите: «с револьверами»?
— А разве вы не видели у них оружия?
Я снова подхожу к убитым, и, вглядевшись внимательнее, вижу, что у обоих в руках все еще зажато оружие.
— Но ведь ваш кольт был пуст, когда вы его взяли!
— Я вспомнил, где прятал патроны, и зарядил ими револьвер. И оказался прав.
— Кто эти люди?
— Я их не знаю.
— Вы раньше их никогда не видели?
— Нет.
— Каким образом они проникли в дом?
— Откуда мне знать? Может быть, под видом журналистов? Было столько народу…
— А вы отлично стреляете.
— Я достаточно практиковался для съемок, да и в начале карьеры пришлось поупражняться.
Не успевает он договорить, как наступает реакция. Его бьет крупная дрожь, он начинает кататься по полу, испуская страшные вопли. Великий артист похож сейчас на несмышленого ребенка: он бьет ногами по полу и зовет на помощь мамочку (не знаю, жива ли еще она и может ли его слышать).
Прибегаю к помощи женщин, которые лучше справляются с неврастениками.
— Нашел что-нибудь у них? — спрашиваю я Берю.
— У мека был кастет в кармане, а у девки — сумочка, которую я нашел в гардеробной. Вот и весь улов. Угощайся!
Рядом в комнате продолжает вопить Кри-Кри. Бедняга совсем тронулся. Он кричит, что жизнь его кончена, что окружен зловещими призраками. По правде говоря, второе июня для него проходит бурно.
Сколько всего! Драка, ранение, взрыв и, наконец, убийство в целях самозащиты. Слишком много для одного человека. Не надо забывать и о полицейской волоките, которая вскорости его ожидает.
Я осматриваю вещи жертв. Это — супружеская пара. Его звали Стив Флип, американец, родом из Детройта, 1948 года рождения. Фермер, что довольно непонятно, если судить по элегантному костюму и изысканному виду убитого.
Его супруга — по происхождению бельгийка. Мариза ван Дост, двадцати пяти лет (немного рановато для смерти).
Роясь в их вещах, обнаруживаю маленькую гостиничную книжку, на которой от руки написан номер комнаты — 428, отель «Палас Куйясон», Шанзелизе.
— Полицию вызывать? — спрашивает Матье.
— Не вижу другого выхода. При таком происшествии поступить иначе — глупость. Если все это скрыть, то «Пари-Детектив-Аженс» не сохранит и дня свою вывеску. Позвони им, Рыжий, но до того поторопись снять отпечатки пальцев с убитых, а также займись револьверами и всем, что нужно сделать до прихода полиции.