Можно ли обижать девочек?

Вы летали во снах? Наверное, да. Многие по ночам, стоит только преодолеть тонкую, неосязаемую грань между повседневной реальностью и буйными фантазиями остывающего от дневной активности мозга, быстро, как юркий стриж, или медленно, словно объевшаяся мокрым хлебом утка, воспаряют ввысь, оставляя далеко внизу унылую грешную землю. И парят потом, будто птицы в ласковой небесной синеве, излучая в бесконечное пространство сна чистую, незамутнённую негативными эмоциями радость. Особенно часто такое происходит в детстве. По крайней мере, у меня так было. Раньше.

Сегодняшней ночью я летел в невесомости, в чёрной, безмолвной, никем и ничем не ограниченной, равнодушной ко всему пустоте, которую никто и никогда не тревожил своим присутствием. Вокруг не было никаких видимых ориентиров, наличествовало только чувство быстрого разгона и ощущение поглощаемого стремительным движением пространства.

Спокойный одинокий полёт продолжался недолго. Вдруг, в какой-то неуловимый миг, всё изменилось. Окружающая безграничная пустота, до этого удивлённо наблюдавшая за слишком смелой или напрочь безрассудной человеческой букашкой, словно обозлившись на безмерно наглое создание, посмевшее потревожить её вечный покой, вспыхнула ярчайшими энергетическими вихрями, которыми принялась безжалостно стегать мою несущуюся в неизвестном направлении сущность.

Я ослеп, оглох, с меня огромными кусками начала слезать кожа, обнажая вопящие от боли нервы. Моё, не желающее терять сознание тело, одновременно корёжило электрическим током и хлестало струями холодной воды, не приносящими желаемого облегчения, а только рассекающими мою плоть, опаляло пламенем жаркого огня и замораживало лютым холодом.

Затем, невидимый всесильный истязатель, которому мало показалось причинённых мне страданий, огромными ладонями принялся безжалостно сминать мою терзаемую всеми возможными стихиями тушку, чтобы через некоторое время начать её растягивать, словно старательный повар захотел вымесить тесто для своего мясного пирога.

Под конец, ничего не видящий и не слышащий, охрипший от постоянного крика комок моего измученного тела, упал с неизвестной высоты, распластавшись по какой-то твёрдой поверхности, словно налитый на раскалённую сковородку блин.

И я с неимоверным облегчением потерял сознание. Чтобы проснуться на полу своей комнаты рядом с разворошённой кроватью закутанным, словно куколка бабочки, в мокрую от пота простыню.

Сегодняшний кошмар был внеплановым, если можно так его назвать. Я, с трудом распутавшись и взобравшись обратно на покинутое ложе, даже календарь проверил на своём коммуникаторе, привычно не глядя нащупав его на стоящей рядом с кроватью тумбе. Электронный девайс охотно подтвердил, что на дворе стояло, а вернее только начинало вставать, раннее утро двадцатого сентября две тысячи восемьдесят шестого года от Рождества Христова. До следующего, по установленному неизвестным мучителем графику, кошмарного полёта во сне оставалось ещё шесть дней, а точнее ночей.

Каждый новый месяц, проведенный в этом времени, я «отмечал» вновь и вновь переживаемым во сне мучительным полётом сквозь жестокое нечто, что с поразительной методичностью принималось истязать меня, едва я набирал скорость после «взлёта» с неизвестного аэро- или космодрома.

Причём не важно, сколько дней было в прошедшем месяце – тридцать или тридцать один. Этот сон регулярно повторялся в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое число – именно в тот день, в который меня занесло в это время. Или в этот мир? С этим я до конца так и не смог разобраться. Да и неважно это для меня.

Хорошо, когда кошмар посещал меня под самое утро, почти, как сегодня, и я успевал как следует до него выспаться. Такое случилось всего один раз из четырёх осуществлённых мною ранее полётов во сне. Сегодняшний был вторым в серии из пяти ужасных вылетов.

Хуже было, если приходилось летать в начале или в середине ночи. Ни разу после убийственного «приземления» я не сумел заснуть повторно.

И хорошо ещё, что все неприятные, мягко говоря, ощущения пропадали, стоило мне только открыть глаза. Но память-то о них никуда не девалась, терзая ещё некоторое время моё тело фантомными болями. «Интересные» ощущения приходится испытывать при этом: с одной стороны мозг понимал, что проснувшееся тело уже не болит, а с другой – только начинающее отходить ото сна сознание твердило, что ничего для него ещё не закончилось.

Почему этот периодически повторяющийся сон приснился мне сегодня, так сказать внепланово, не по привычному уже расписанию? Оставшийся до срабатывания будильника час я безуспешно пытался найти ответ на этот вопрос.

И ещё на один – что подарить Ладе на её день рождения, до которого осталось всего двое суток.