Можно, я попробую еще раз?!

Богатый владелец скакового коня потребовал сделать так, чтобы тот всегда побеждал на скачках. «Но смотрите мне, – пригрозил он, – знаю я подобные штучки, так что уж придумайте такое; чтоб никто ничего не углядел!» Это был редкий случай, когда наложенные чары абсолютно точно исполнили волю заказчика. Но когда тот, беснуясь от радости на трибуне, обнаружил, что все смотрят на него, как на умалишенного, а затем выяснил, что никто не заметил, что его жеребец пришел первым к финишу (да и просто не могли вспомнить, чтобы он вообще участвовал в забеге), – гамма его чувств обрела тот самый, иссиня-черный, чернильный оттенок, который бывает лишь у пятна, посаженного на любимую рубашку.

Спасаясь от разъяренного владельца скакуна, Зар пропыхтел на бегу:

– Хорошо еще, не согласились на первоначальную идею, когда он требовал, чтоб его деньги росли как на дрожжах. Куда б нас это тогда завело?

Главный сборщик налогов, корыстолюбивый, алчный и видящий людей насквозь, попросил еще большей проницательности затем, чтобы наверняка знать, сколько человек утаивает деньги от закона и где их можно отыскать. Заклинание честно выполнило задачу, но заодно многократно усилило и остальные черты характера. Поэтому жадность его возросла безмерно, и когда он наотрез отказался отдать даже мелкую монету из собранных налогов своему повелителю, то с позором был выгнан с занимаемой должности (как говорится, под несмолкающие аплодисменты). А, уйдя с нее, лишился он и магического таланта. К сожалению, из-за усилившейся жадности и сама безукоризненная, как всегда, работа Урчи не была оплачена.

Пришедший пастух сетовал; что не может выполнять свои обязанности, ибо стоит только ему остаться в одиночестве, так в голову лезет множество мыслей, будоражащих, волнующих, заставляющих нервничать, расстраиваться и переживать, и поэтому очень хотел бы иметь способ избавиться от них. Заклинание удалось на славу: теперь ему достаточно было выбрать любого барана или овцу, прислониться лбом к ее лбу, и беспокоящая его мысль переходила к овце, навсегда покидая прежнего обладателя. Пастух поначалу был счастлив, но позже выяснилось, что теперь овцы стали вести себя неадекватно: некоторые судорожно метались по всему пастбищу, другие отчаянно дрались друг с другом, третьи ложились и не желали никуда идти, а четвертые тихо блеяли и постоянно преследовали самого пастуха. А уж если по ошибке выбрать овцу, которой уже досталась какая-нибудь мысль, и поделиться с ней еще одной, то ее поведение выходило уже за всякие рамки разумного. И пасти стада стало теперь еще тяжелее.

Даже один вельможа пожаловал.

– Не могу, – говорит, – страдаю, у меня почему-то постоянно то совесть проснется, то честность замучает. Совсем убирать их не надо, но нельзя ли сделать так, чтоб повернул какой рычаг: и все ненужное отключалось.

Приборчик магический сконструировали быстро, но то ли чары были слишком ненадежные, то ли работали в спешке, но каждый поворот рычага вызывал цепной эффект: у одного отключается порядочность, сразу у другого усиливается высокомерие, у третьего повышается доблесть, а у четвертого пропадает рассудительность. И поскольку изменения происходили непредсказуемо, будто пробежавшая по залу молния, а понять, что и у кого изменится следующим, было невозможно, пользоваться прибором так никто и не рискнул.

Хозяин гостиницы, чьих постояльцев замучило привидение, просил утихомирить его, чтоб оно никогда более и не вздумало пугать и беспокоить честных граждан. Заклинание удалось, но не до конца: изменился характер привидения, и теперь призрак будил постояльцев по ночам, чтобы рассказать новый анекдот или последнюю сплетню.

– Я не понимаю, – недоумевал Ремох, – ведь можно же было решить эти задачи и проще, и лучше, и быстрее. Даже я мог бы с этим справиться.

– Вот именно, ты не проник в суть! – как будто специально дождавшись этого, пояснил эльф. – Истинное умение как раз и заключается в том, чтобы любые задачи, встающие перед волшебником, решались определенными способами, принятыми в их среде. Иначе, чему ты думаешь, они обучаются все эти годы? Они учатся вести себя, как подобает волшебнику, как бы странно и нелогично ни казалось это со стороны. У них свой путь, путь мага.

– Но ведь можно же сделать лучше!

– Ни в коем случае! Истинное мастерство как раз и заключается в том, чтобы сделать не как лучше, а как надо.

– Боюсь, что я совсем не понимаю смысла в этом занятии. И, честно сказать, не очень-то оно мне нравится.

– Но помни, что именно в этом и состоит основная сила и смысл всей жизни настоящего волшебника.

Увлеченный Урчи ничего вокруг не замечал, Зар по мере сил помогал ему колдовать (или по крайней мере был его самым преданным болельщиком), и только Ярл отозвал эльфа в сторону и опечаленно поинтересовался:

– Я понимаю, что мы выполняем задание, но зачем ты уж так бесцеремонно и цинично пудришь мальчишке мозги?

Аэлт впервые посмотрел на него серьезно и даже немного грустно и ответил: