Можно, я останусь тут жить?

Кажется, наша прогулка по Малахову кургану немножко растормошила Таню, она уже не смущалась. Более того, она как-то очень эмоционально воспринимала простые и знакомые мне с детства места. Так, словно не абстрактный адмирал Нахимов сто пятьдесят лет назад был убит на бастионе, а ее отец или дедушка — я видел слезы на ее глазах, когда рассказывал о последних днях Первой обороны, о тысячах людей, в печали бредущих по понтонному мосту, оставляя Город. О том, что 'Современная Троя', как называли Севастополь англичане, пала, но падение ее не принесло победы союзникам. О том, что в результате той войны проиграли все. В особенности — те, кто не вернулся…

Херсонес встретил нас багряным диском солнца и потрясающе красивыми облаками вокруг него — редко поймаешь такой красивый закат, что и солнце над горизонтом, и облака вокруг, и воздух чистый, прозрачный… Таня принялась щелкать своим цифровым 'кодаком', как принимается пить из родника человек, прошедший много дней по пустыне — жадно, часто, теряя и разбрызгивая вокруг себя воду, но, в то же время — как-то трепетно, получая от каждого глотка неописуемое удовольствие, такое удовольствие, которое можно испытать от воды, только пройдя через пустыню… Золотой купол Владимирского собора еще сиял в последних лучах солнца, а прибой у наших ног уже стал чернеть, наливаться тяжестью ночного, теплого моря.

— Можно, я останусь тут жить? — спросил Таня

— Жить?

— Ну да, поставлю палатку, и буду просто жить… Под этим небом, среди этих камней, возле этого моря! Разве это не счастье? Поверь, я имею на это право!

— Хорошая мысль, только зачем в палатке? Можно и в квартире.

— Можно, но не то… Выйду из палатки, а у ног плещется ласковым котенком море, обернусь и увижу древние базилики, храм вон сияет…

— А ведь море бывает не только ласковым котенком. Оно бывает и разъяренным тигром! Порвет твою палатку в клочья и не заметит даже! Еще бывает дождь, снег, ветер. А летом тут бродят толпы жаждущих впечатлений туристов. Выйдешь ты летом из палатки — а они как давай тебя щелкать, станешь местной достопримечательностью!

Уже давно стемнело, а мы все бродили по Херсонесу, выхватывая тысячелетние тени в тусклом свете фонарика… Мы прыгали по ступенькам античного театра, лазили по стенам Цитадели, гладили руками и без того отполированный до блеска мрамор алтаря Венеры… Мы жили этим древним местом, мы вдыхали в себя его воздух, его дух, его гордость…

'Клянусь Зевсом, Землею, Солнцем, Девою, богами и богинями олимпийскими и героями, кои владеют городом, землею, и укреплениями херсонеситов: я буду единомыслен относительно благосостояния и свободы города и граждан и не предам Херсонеса — ни Эллину, ни варвару, но сохраню народу херсонеситов….'.

Таня читала вслух перевод клятвы так, словно это она стояла сейчас на площади перед всем народом и клялась в верности родному городу…

'… Зевс и Земля, и Солнце, и Дева, и боги олимпийские, мне,

пребывающему в этой клятве, да дадут благо и самому, и роду, и моим, а не пребывающему — зло и самому, и роду, и моим, и да не приносит мне плода ни земля, ни море, и женщины да не благорождают прекрасных детей…'

— А что, клялись только мужчины?

— Да, юноши, при достижении 16 лет — присягали городу и становились его полноправными гражданами. А заставить девушек давать клятву никому и в голову не приходило — что с них взять!

— Да ты у нас женоненавистник?

— Да нет, шучу. Женщины тоже были полноправными гражданками Города, но вот присягу не давали… Танюша, поехали, я тебя отвезу спать — завтра вставать рано.

3

— Игорь, ты в КСС не забыл позвонить?

— Оля! Ну я ж не маленький, чтобы про КСС забывать. Что-то ты сегодня нервничаешь, что-то не так?

— Да все в порядке, просто не нравится мне эта история. Разве может быть какой-то форт, да еще и в горах, в тридцати километрах от города, о котором никто никогда не слышал? И тут приходит наша скромная Таня, достает из рукава карту (Татьяна хмыкнула), и даже отказывается объяснить, откуда у нее карта, и что ей нужно в этом форте. Напоминает истории про пиратов и сокровища. Или какую-то подставу.

— Ребята, да никакой подставы нет! Карта мне досталась от дедушки… И я не ищу сокровища, просто там одна очень важная вещь, не знаю какая… дедушка воевал там, и еще несколько матросов. От немцев укрывались после сдачи Севастополя, партизанили. Потом, на одной из вылазок, дедушку контузило, его взяли в плен… Спустя год — наши освободили, и… отправили в лагеря. Там он по памяти и нарисовал карту. Он умер в лагере в пятидесятом. А году в 94-м, нам пришло письмо из архива ФСБ — они предложили вернуть его личные вещи, записи. Вот так карта у нас и оказалась… Я тогда маленькая была. А недавно мама мне все рассказала, карту показала — вот я и загорелась найти этот форт.

— Что-то у тебя не вяжется. Дедушка от немцев драпал, и нашел форт с легкостью, прятался там. А почему его до сих пор никто не нашел? Почему о нем ничего не известно? Да и в старых, довоенных документах про него ничего нет!