Можайский

Паукер надеялся нанести смертельный удар ценному русскому изобретению. Он рассчитывал, что Можайский, оказавшийся бессильным пробить эту каменную стену бездушия, не имея средств, откажется от дальнейших попыток создать самолет.

И верно, приговор Паукера оказался сильным ударом. Но все же не достаточно сильным, чтобы сломить Можайского. Человек исключительной настойчивости, убежденный в правоте своих научных суждений, Александр Федорович не прекратил работ по созданию самолета.

Свою горечь, негодование, протест Можайский выразил так:

"Таким, вовсе не предвидимым для меня способом, комиссия, обсуждая и ведя дело канцелярским и келейным путем, отняла у меня возможность представить ей мои окончательные выводы о размерах частей аппарата, силы его машины и других условий. Кроме того, комиссия, обсуждая дело и представляя из себя судей над моим трудом, постановила приговор, отняв у меня право не только личной защиты, которое по совершенным понятиям и законоположению дается всякому судимому, но даже не дала мне возможности высказаться письменно и опровергнуть ее ошибочность взгляда на мой проект. А также отняла возможность представить ей вполне и окончательно разработанный проект аппарата, который я надеялся разъяснить комиссии лично в заседании, которое было мне ею обещано.

... Я имею право не признать мнение комиссии за правдивое и не верить в безгрешность и безошибочность его еще и потому, что комиссия в заседании своем 12 апреля признавала за невероятное даже и то, что наукою и механикою признано за аксиому. Сверх того, комиссия, высказывая свое недоверие к представленным ей мною данным, не пожелала как во время самого заседания, так и впоследствии после ошибок, сделанных ею на полях моих вычислений, дать мне время и возможность доказать правдивость данных и моей теории"..."

Уверенность в своей правоте Можайский черпал в поддержке и внимании Менделеева, который оценил исследования Можайского. Вспоминая о деятельности первой комиссии, Александр Федорович говорил, как велико ее значение в его работах:

"Благодаря первой комиссии, рассматривающей мой проект в январе 1877 г. и ее ходатайству об отпуске мне денег для опытов над модельками и тому пути, на который она меня направила, я мог изучить вопрос воздухоплавания вполне основательно и если мне не удалось на модельках получить ряд научных и параллельных выводов, то практическая сторона дела при постройке моделек, определение их размеров и форм, наблюдение полета и разбега моделек, свойства движущейся в воздухе плоскости, работа винтов и проч., ознакомили меня основательно с практической стороной вопроса, и если бы вторая комиссия пожелала бы вникнуть во все это и проверить мои знания, то конечно, убедилась бы, что проект возможен для осуществления и что размеры аппарата и силы машины, определенные мною как в смете, так и в объяснительной записке моего проекта, представленной 12-го апреля, определены верно, что все цифры моих вычислений подтверждены опытами, а опыты цифрами механики, но комиссия лишила меня возможности доказать ей все это..."

Против грубого произвола Можайский протестовал и как патриот, которому дороги интересы родной науки и страны. Он писал:

"Вообще я не ожидал такого безучастия, которое комиссия высказала к моему труду, результат которого по мнению протокола 1-ой комиссии мог принести государству громадную пользу в военном значении.

... Я желал быть полезным своему отечеству, и заняться разработкой моего проекта, для чего и оставил место своего служения..."

В заключение Можайский писал:

"... Я трудился не для своего личного интереса, а для пользы государства и действовал при этом не по личному усмотрению, а по указанию комиссии, назначенной правительством..."

Враги России в лице Паукера оказались бессильными пресечь деятельность Можайского. Он был уверен в своих знаниях, в своей правоте и хотел принести пользу своему отечеству. А это давало ему силу преодолеть все преграды и завершить начатое дело.

Можайский не одинок

Отказ поддержать изобретение был старым, давно проверенным, надежным приемом. Этим приемом пользовались барскиспесивые, облеченные властью царские чиновники, в своей тупой ограниченности не желавшие признавать талантливость великого русского народа, и прямые враги России, прикрытые от подозрений русскими мундирами, орденами, званиями. Тормозить - стало заповедью всех врагов нового.

Только железная напористость Фролова, выдающийся талант Кулибина, творческое горение Ползунова, энтузиазм и настойчивость Черепановых, гений Ломоносова могли противостоять этому сопротивлению и ценой великого труда, в ожесточенной борьбе доводить изобретения до конца. А сколько талантливых людей, повергнутых в отчаяние и нищету, не выдерживало этой борьбы. Сколько замечательных мыслей, высказанных простыми русскими людьми оставались не претворенными в жизнь, хотя их охотно подхватывали за рубежом.