Можайский — 7: Завершение

— Постарайтесь проникнуть в этот проклятый Мантони как-нибудь так, чтобы вызвать не слишком много вопросов. Понимаю теперь, когда и во дворце наверняка предупрежден о моем появлении, сделать это не так-то просто. Но вы что-нибудь придумайте: попробуйте, прошу вас! На карту — поверьте, я ничуть не преувеличиваю — поставлена безопасность нашего с вами Отечества. И от того, как мы — теперь уже, слава Богу, втроем — справимся здесь, многое зависит и там. Но если придумать ничего не получится, действуйте прямо: как бы там ни было, но сейчас нам важно установить связь и принять соответствующие решения. Это важнее конспирации. Ну, с Богом!

Владимир Львович с сомнением покрутил бумагу в руках, а затем сунул ее в карман.

— Не нравится мне идея письменных переговоров!

— Мне тоже. Боюсь, однако, — Гесс удрученно вздохнул, — иного выбора у нас нет. Без этой записки Юрий Михайлович может вам не поверить. Считайте, что она — верительная грамота.

Владимир Львович тоже вздохнул:

— Дожили: русскому офицеру уже без верительных грамот обойтись нельзя… ну да ладно! С Богом, говорите? Что ж, молодой человек: с Богом!

Вадим Арнольдович и Владимир Львович пожали друг другу руки и разошлись. Вадим Арнольдович, убедившись в том, что карабинеры и агент покинули площадь, направился в гостиницу. Владимир Львович — блуждать по улицам и улочкам в поисках пресловутого палаццо Мантони.

40.

В гостиницу Гесс вернулся через окно: мы уже говорили о том, что снятый Вадимом Арнольдовичем номер имел замечательное преимущество перед всеми другими — возможность незаметно покидать гостиницу и столь же незаметно в нее возвращаться. И хотя никаких других преимуществ у номера не было, этого оказалось достаточно, чтобы еще с поезда настороженный Вадим Арнольдович предпочел именно его.

В номере было неуютно, а ливший за окном дождь и вовсе превращал потянувшиеся часы ожидания в забористую тоску: на душе у Вадима Арнольдовича скребли кошки, под ложечкой неприятно тянуло, между лопатками ощущался холодок. Голова работала напряженно, но крайне неэффективно: мысли носились хаотичным галопом и даже не по кругу, а как бы очерченные им — в любые стороны, но только в строго заданных пределах.

Уже через час Вадим Арнольдович пожалел, что не прихватил с собой из Флориана какую-нибудь бутылочку. Конечно, можно было спросить бутылку и стакан у портье, но удивлять портье своим невесть откуда взявшимся появлением Вадим Арнольдович не хотел. Как-никак, выглядело бы это и впрямь достаточно странно: уйти через дверь и, н пройдя через нее снова, оказаться, тем не менее, в номере!

Вадим Арнольдович терзался и мучился. Он, кляня принятые им меры предосторожности, то прохаживался по номеру, то усаживался в ветхое кресло и ерзал в нем до тех пор, пока вновь не вскакивал на ноги и не возобновлял «прогулку». А затем его осенило:

— Ну и дурак же я! — повеселевшим голосом воскликнул он и… снова вылез в окно.

— Signore? — приветствовал портье вошедшего через дверь и отряхивавшегося от капель дождя Гесса. — Чьяве[51]?

— Нет-нет! — остановил портье Гесс. — У меня другая просьба… видите ли, я тут приятеля встретил… гм… неподалеку. Он — студент, человек совсем небогатый, не может позволить себе посидеть в кафе: лишних денег нет. Мы сговорились, что я с собою выпивку принесу. Но… вот какое дело: не знаю, где тут магазины, да и закрыты они уже, вероятно… Да и кафе, пожалуй, тоже! Вы не могли бы меня… как-нибудь выручить?

Портье, слушая сбивчивые и явно не слишком правдоподобные объяснения Гесса, улыбался всё шире и шире, очевидно, думая про себя что-то не слишком пристойное. Но вслух свои догадки он выразить не посмел, хотя иностранец — а Гесс и в его глазах был явным иностранцем — сам поставил себя в положение панибратства.

— Конечно-конечно, синьор! Всё что угодно! Моменто!

Портье быстро вышел из-за стойки и уже направился было куда-то внутрь дома, но вдруг обернулся и, не переставая улыбаться, спросил:

— Но синьор, конечно же, знает, чего это будет стоить?

Гесс на мгновение растерялся — он никак не предполагал столкнуться с откровенным вымогательством, — но затем просто махнул рукой:

— Несите!

Портье скрылся, а в холл вернулся через пару минут. В обеих руках он держал по бутылке вина. Это было не совсем то, на что надеялся Гесс — «эх, водочки бы!» — но делать было нечего:

— Благодарю! — заулыбался он в ответ, доставая из кармана бумажник. — Очень, очень любезно с вашей стороны!

Когда с финансовой формальностью было покончено, Гесс подхватил бутылки и, взмахнув одною из них в радостном прощании, заспешил к двери. Еще через минуту он снова был в своем номере. Окно, скрипнув, затворилось: даже если бы в гостиницу прямо сейчас ввались карабинеры, портье лично разуверил бы их — «Что вы, господа! Русский путешественник? Никакого русского путешественника в гостинице нет!»

41.