Мозговой Студень

Халл стиснул зубы. Дженис очень ловко вскрыла живот трупа большим скальпелем для аутопсии. Она погрузила руки в разрез и начала все оттуда вытаскивать. Сначала появились блестящие розовые булочки кишечника, затем почки, печень, желудок, селезенка. Она бросила каждую влажную массу органов в большой пластиковый мусорный бак. Затем она потянулась дальше, к более «высоким» вещам — сердцу, легким. Все это тоже ушло в мусорное ведро. К тому времени, как она закончила, она была по локти скользкой от темной, свернувшейся крови.

— Мы можем поместить от шести до восьми кило в среднестатистический труп, — сообщил Каспарца.

Халл нахмурился, несмотря на свою дилемму.

— Ты совсем из ума выжил. Это самый старый, азбучный трюк. Таможня раскусила его много лет назад.

Каспарца улыбнулся. Теперь Дженис упаковывала запечатанные килограммы в вычищенную полость тела трупа, а затем набивала пачки поролона, чтобы заполнить пробелы и сгладить торчащие уголки. Она работала со спокойной эффективностью. Закончив, она начала зашивать зияющий шов черными нитками для аутопсии.

— Вы не можете провозить «кокс» в Штаты в трупах, — возразил Халл. — Таможня досматривает все авиаперевозки, включая гробы, в том числе тела, помеченные для перевозки. Любой идиот это знает. Твоя девушка сказала, что Вы все перевозите с курьерами.

— Совершенно верно, мистер Халл. Мои «мулы»[19] проходят прямо перед носом ваших таможенных агентов.

Что? — подумал Халл. — Проходят?

Дженис задрала ночную рубашку. Взгляд Халла, с ужасом оценивая наготу, поднялся от ее ног, к участку лобковых волос, затем выше и остановился. На животе у нее был длинный, черный шов.

— Дженис была моим «мулом» довольно долгое время.

Боже мой, — подумал обо всем этом Халл.

Рака что-то пробормотал, как бы напевая тяжелые, непонятные слова. Слова казались ощутимыми, они словно сгущались в воздухе, как туман. Они казались живыми. Затем он поместил один из «макаков» на шею трупа.

И труп сел, а затем слез с каталки.

О, Боже! О, Боже! О…

Рака вывел труп наружу.

Каспарца протянул к Халлу свои толстые руки, его лицо, впервые, было спокойным в каком-то торжественном знании.

— Итак, видишь, Амиго, наша сделка в силе. И ты станешь своим собственным «мулом».

О, Господи! Господи! Господи!

Забрызганный скальпель блеснул в руке Дженис. Халл начал кричать, когда она начала резать.

Мать (Перевод: Олег Казакевич)

Боже мой, — подумал Смит. — И это моя жена.

Он уложил её обнаженную поперёк кровати. Её соски напоминали синяки, а кожа — каждый дюйм которой он когда-то ласкал с любовью — бледно блестела под ледяным потом смерти.

Моя… жена…

Медицинский скальпель блеснул в его руке.

Я делаю вскрытие своей жене.

Смит тяжело вздохнул. Затем он начал резать.

* * *

— Джинни! Не подходи! — крикнул Смит.

Он неуклюже спустился за ней с лесистого холма, осторожно обходя пни и корни, спрятанные под опавшей листвой. Что-то было в овраге… Бочонок? — подумал он. — Контейнер? — чтобы это не было, оно выглядело… весьма отвратительно. Этого не должно было быть здесь, и он не хотел, чтобы его трогала его дочь.

— Джинни! — снова закричал он.

Джинни невозмутимо делала вид, что не слышит протестующих выкриков своего отца, собственно, как и большинство 7-летних детей. Вместо этого, она проворно пробиралась сквозь ветви и кусты вниз, в овраг.

Сухая листва хрустела под ногами Смита. Два десятка сигарет в день напоминали ему о себе отдышкой. Тоже мне врач, — но, по крайней мере, пациенты не могли обвинить его в лицемерии. Он рванулся вперёд, задыхаясь и выставив перед собой руки, чтобы защититься от колючих ветвей, которые казалось специально мешали его продвижению. Смит был либералом; и параноиком. Он помнил множество газетных заголовков, описывающих его самые страшные экологические страхи:

УРОВЕНЬ ЗАБОЛЕВАЕМОСТИ РАКОМ В УЭЙНСВИЛЛЕ ОКАЗАЛСЯ В ТРИ РАЗА ВЫШЕ, ЧЕМ В СРЕДНЕМ ПО СТРАНЕ.

ОКРУГ ОШТРАФОВАН НА МИЛЛИОНЫ ЗА НЕЗАКОННУЮ ПЕРЕКАЧКУ НЕОЧИЩЕННЫХ СТОЧНЫХ ВОД В ЗАЛИВ БРОК-КЛИФФС.

ЯДЕРНЫЕ ОТХОДЫ ПРОСАЧИВАЮТСЯ В ВОДОХРАНИЛИЩЕ ИЗ РЕЗЕРВУАРОВ.

И так далее.