На рубеже XIX и XX веков философ Бергсон подверг критике поиски вместилища разума. До этого времени головной мозг традиционно понимался как фундамент для процессов мышления. Декарт также сказал, что материя и разум основываются на действии шишковидной железы. Его теория позволяет сузить деятельность разума фактически до активности коры головного мозга или даже атомов, из которых она состоит. Таким образом, мыслительная активность собственного «Я», естественно, вызывает вопрос о том, где конкретно проходят процессы мышления. Когда мы мыслим, образы приходят на ум последовательно, один за другим. Среднестатистический человек понимает, что изображения появляются в мозге, предполагая, что существует тесная связь между этими образами в мозге и его сознанием.
На самом деле, физиологические знания Бергсона были богаче, чем у Декарта. Поэтому он уже отвергал предположение Декарта о том, что разум располагается в шишковидной железе. Бергсон подверг критике и то, что идеалисты отделяют окружающий мир от человеческого тела, а также разграничивают центр восприятия (головной мозг) от остального тела, игнорируя колебания, вызывающие сигналы, которые, в свою очередь, направляются в головной мозг через нашу нервную систему. Тем самым идеалисты фактически игнорируют сразу и материю, и тело, и сам мозг. Помимо прочего, Бергсон критикует некоторые взгляды материалистов и психологов, которые искали основу разума в мозге, и утверждает, что природа или ум не могут быть объяснены механически.
Для Бергсона то место, где действительно пересекаются разум и материя, это не головной мозг, а восприятие и память. Таким образом, он считает, что неверно утверждать, будто головной мозг – это орган, который формирует восприятие, то есть мозг не является местом, где с помощью химических и психологических процессов восприятие снова превращается в идею. Это не значит, что он не видел связи между сознанием и мозгом. Чтобы объяснить эту связь, Бергсон приводит в пример ситуацию с одеждой и вешалкой[110]. Мы вешаем одежду на вешалку. Подобное действие проистекает из взаимной необходимости и не представляет непреодолимую связь между вешалкой и одеждой. Отношения мозга и сознания движутся по принципу разъединенной непрерывности, а не непрерывности как таковой. Поэтому Бергсон считает, что мозг не может объяснить все сознание.
Бергсон рассказывает о локализации языковых способностей в мозге, приводя в качестве примеров различные расстройства головного мозга, афазию, амнезию, нарушения зрения и нарушения слуха, чтобы продемонстрировать несоответствие мозга и разума. Например, в случае амнезии невозможно точно диагностировать поврежденную область головного мозга. То есть исчезновение памяти носит временный характер, и пациент по истечении некоторого времени может восстановить свою нормальную память. Кроме того, согласно закону регрессии памяти Рибо (Ribbot), даже расстройства пациентов с афазией, у которых обнаруживаются участки повреждения головного мозга, всегда прогрессируют, начиная с проблем в установлении порядка имен собственных, потом существительных, прилагательных и глаголов[111]. Данный факт доказывает, что расстройства различных областей головного мозга и афазия напрямую не связаны.
Таким образом, головной мозг сравнивают со своеобразной центральной телефонной станцией[112], которая связывает молекулярные движения нервной системы с определенным действием. Основная роль мозга – это быть механизмом движения спинного и продолговатого мозга. Бергсон считает, что мозг всего лишь анализирует полученные сигналы, выбирает соответствующие им движения, а потом связывает их с определенными движениями или действиями, а не добавляет и не вычитает что-то из этого процесса. Он также говорит, что сознание, которое действует в соответствии с выбором мозга, является чистым восприятием. Мозг – это не основа для идей, а в первую очередь место формирования движений и деятельности, как утверждает Бергсон.
Поэтому он пришел к выводу, что отношения между разумом и мозгом не были ни простыми, ни постоянными, однако мозг проецирует нашу психику в качестве действий, направленных вовне, или воспринимает окружающий мир с помощью чистого восприятия, направляя полученную информацию внутрь себя. Бергсон предполагает, что в зависимости от того, каким образом работает головной мозг, определяется психологическая жизнь человека или его ментальный стиль. Мысль может и связана с материальным мозгом, но разве люди не теряют таким образом чистоту разума? В данном случае Бергсон говорит, что люди действительно страдают от бессознательных и эмоциональных порывов. Однако ему кажутся убедительными утверждения о том, что люди могут регулировать и контролировать их и на этом уровне обладают определенной независимостью или свободной волей. Таким образом, бесконечная независимость разума, которую выдвигали на передний план идеалисты, вошла в некоторое согласие с материальными утверждениями, которые делались в рамках естественных наук.