Кстати, князь Кургоко Кончокин, в чине подполковника русской армии, с десятью дворами подвластных и множеством повозок со скарбом, скоро сам к нам прибудет из Кизлярской крепости… Во главе ожидаемого каравана строителей будущей цитадели. Князь избрал её постоянным местом жительства для себя и своих потомков.
Алексей Алексеевич что-то подсчитал в уме, шевеля беззвучно губами и двигая рыжеватыми густыми усами… А потом уверенно выдал:
– Уже через полтора месяца прибудет! Вместе с главным зодчим – подполковником Гаком… Мне вчера вечером почта с нарочным казаком была из канцелярии Кизлярской крепости. Там уже заканчивают формировать большой караван. Скоро экспедиция двинется в путь…
– Быстрее бы уже подмога! – вздохнул инженер-капитан. – Не нравится мне такое повышенное внимание непонятных лиц к нашему лагерю… Как бы не сговорились непримиримые черкесы между собой. И не решились ударить сообща по непрошенным гостям, вздумавшим обустраиваться на спорной территории столь малыми силами!
Спиридон Дудин скептически хмыкнул:
– А потом спишут кабардинские владельцы резню на злых, никому не подчиняющихся абреков… Иди, кизлярский комендант, разбирайся, кто напал на лагерь! Определяй и вылавливай душегубов по лесам и степям, со своими солдатами… А наши джигиты здесь не при чём!
***
Мирная картина занятых полезным делом людей радовала глаз генерал-майора… Он с удовлетворением наблюдал, как поселенцы медленно двигаются вниз по склону редкой цепью, оставляя за собой очищенное от деревьев и кустов пространство.
С обозримой стороны холма землю прорезали три малых родника с журчащей прозрачной водой. Теперь, когда этот склон люди уже почти освободили от лишних зарослей, Алексею Алексеевичу открылось, что один из источников питал большое болото на северо-востоке урочища. А два других – вливались разными извилистыми путями в Терек.
Генерал-майор, слушая вполуха Спиридона Дудина, не уставал отмечать новые выгоды окружающего ландшафта для разворачивающегося в урочище военного строительства… Нет, всё-таки удачное место он нашёл для будущей цитадели! Если, конечно, довести до ума все эти природные преимущества для защитников проектируемой крепости.
…С западной стороны холма, от группы военных и горцев, занимающихся расчисткой территории, отделился всадник. Это был чернобородый казак в папахе и черкеске, на сером жеребце. Бока, шею и голову животного покрывало множество мелких белых пятнышек… Запоминающийся и необычный был у коня окрас.
Наездник пригнулся е тёмной гриве, присвистнул, ударил пятками в лёгких кожаных ичигах в лошадиные бока… И пустил жеребца вскачь, прямо к офицерам.
– А вот и наш сотник спешит доложиться, – прервал речь собеседника Алексей Алексеевич, невольно любуясь и завидуя молодецкой стати приближающегося всадника.
Ловкого наездника на пятнистом жеребце звали Илья Сорока… Это был двадцатишестилетний терский казак среднего роста, худощавый и жилистый.
Про таких враги писали в своих мемуарах с глухим раздражением – мол, глянешь на него – ну ничего особенного! Человек, как человек, каких много… Обыкновенный верховой воин. И конь у него невысокий, без особых претензий. Вот только вместе с этими двоими в бою лучше не встречаться!
Враги свидетельствовали, с каким-то мистическим страхом, что во время сражения казак и его конь совершенно преображались… Наездник, словно обретший бессмертие, вертелся ужом в самом пекле схватки. Рубил врага без устали шашкой направо и налево. И метко стрелял на скаку из своего укороченного ружья и пары пистолетов… Со всех мыслимых и немыслимых положений.
А дрессированный, словно собака, конь под казаком бесстрашно летел сквозь дым и огонь, послушный воле хозяина… Яростно кусал зубами противника и чужую лошадь, добивал ударами кованных копыт свалившихся на землю раненых врагов.
Кстати, донская порода животных – а под седлом у Ильи Сороки был именно такой зверь, названный казаком за своеобразный окрас «Пеплом» – только успела появиться… Вывели её заводчики в самом начале 18 века, скрещивая лучших ногайских (этих малорослых, но очень выносливых лошадей предпочитали степные кочевники!) с карабахскими, персидскими и туркменскими скакунами.
У казака с боевым конём испокон веков существовали свои особые отношения… Зверь являлся человеку, в первую очередь, другом и лучшим товарищем по жизни. Это была отнюдь не рабочая скотина!
Конь донской породы отличался завидным здоровьем и исключительной преданностью одному хозяину. Зверь был не прихотлив в корме и содержании, не боялся выстрелов и открытого огня, прекрасно переносил, как жару, так и лютую стужу.
За время службы на кавказской границе Илья Сорока с Пеплом уже не раз принимали участие в сражениях. Отчаянного и храброго в бою, порой – на грани безрассудства, казака ценили и уважали товарищи… А враги – побаивались. Да и звание сотника (чин у казаков исключительно выборный!), говорило само за себя.