Мозаика

Мальчики приняли это с достоинством — словно и не ожидали ничего другого. Джорди помог Дине выбрать: маринованные овощи, куриное филе с ананасами, креветки, говяжий фарш с пряностями.

— Вот как это делается, мама, — сказал он, уложив все это на ее тарелку. — Рис — в середину, чтобы не мешать его со всем остальным.

Аппетита у Дины не было, но она делала вид, что все ест с удовольствием. Разговор за столом шел непринужденно. Брайан рассказал о девушке, с которой встречается. Значит, он не гей. А Кевин? Этого она понять не могла. Он рассказывал о школе.

— Некоторые университеты присылают сюда рекрутеров. Они рассказывают о курсах, о преподавателях. Я бы хотел учиться в Гарварде или в Колумбийском университете. Там самые сильные юридические факультеты.

Кевин повернулся к Джорди:

— А ты решил, куда пойдешь?

— Не знаю, — пробормотал Джорди. — Рано еще об этом думать.

Все понятно, подумала Дина. Он же не знает, что отец уехал. Он думает, что ему не дадут самому выбрать университет.

— Время еще есть, — сказала Дина. — В выпускном классе все и решите.

Мальчики съели немало, но от десерта отказываться не собирались. Все трое выбрали жареные бананы и рулет с корицей.

Дина заплатила по счету, а потом спросила Джорди, не зайдет ли он к ней в номер. Они попрощались с его друзьями, которые от души поблагодарили Дину за ужин.

Дина и Джорди поднялись в номер. Они сели на диван.

— Ну, и как дела в школе? — спросила Дина. — Только честно.

Это был не просто дежурный вопрос. Здесь учились дети разных национальностей, но у мальчика с арабской фамилией могли возникнуть особые трудности — не такие, как у немцев, итальянцев или японцев.

— Мам, я тебе уже говорил, все нормально.

— И никто не донимает тебя тем… что ты араб?

Какая же у Джорди очаровательная улыбка! Как мог Карим отречься от собственного сына?

— Не так, как ты думаешь, мама. Некоторые несут всякую… чушь. И иногда мне кажется, что я обязан защищать весь арабский мир, хотя сам я нигде, кроме Иордании, не бывал. Но я справляюсь. Знаешь, в этой четверти я надеюсь на пятерку по истории. Я много выступал на уроках.

— Да? И о чем же ты говорил?

— О терроризме. О палестинском вопросе. О демонстрациях в Иордании, Египте и других арабских странах.

Теперь настал Динин черед улыбаться. В Нью-Йорке Джорди не интересовался политикой, ни внутренней, ни внешней. Странно, подумала она. После того как Карим отверг сына, мальчик ведь мог отвернуться от всего арабского, а получилось наоборот.

— Мне иногда приходилось так отчаянно спорить. И что удивительно, не только с евреями.

— Джорди, мне надо тебе кое-что рассказать.

— Я уже догадался, — сказал Джорди. — По телефону у тебя был такой странный голос.

— Речь идет о твоем отце.

— Что еще он выкинул? — спросил Джорди. Голос у него был грустным.

Она ввела его в курс дела, стараясь говорить не слишком эмоционально.

— Сукин сын! Вот ведь сукин сын!

Она обняла его, прижала к себе.

Но он отстранился:

— Это я во всем виноват! Он из-за меня тебя бросил.

— Нет, Джорди, ты ни в чем не виноват.

— Виноват. Все было прекрасно — до того как я… До того как я сказал ему, что я гей. Он меня ненавидит, а не тебя. Он наверняка бы предпочел, чтобы его сын умер, лишь бы не был геем.

— Не говори так, сынок, любимый! Даже думать так не смей!

— Ну да, не говори… Но я знаю, что это так.

— Не так! — возразила Дина.

— Я помню, как он в тот день на меня смотрел. Словно хотел меня убить. А ты вела себя так, словно он просто рассерженный отец. Словно сын разбил отцовскую машину и папаша взбеленился. Но все гораздо хуже, и ты прекрасно это знаешь. А теперь он вообще уехал!

Дина вздохнула. И снова попыталась обнять сына:

— Все не так просто, Джорди. Да, действительно, в тот день твой отец был очень расстроен. Но и до этого все было далеко не так гладко. У нас с ним давно уже были проблемы.

— Да? — недоверчиво спросил он. — И какие же?

Она не хотела обсуждать это с Джорди, но другого выхода не видела. Ей нужно было убедить сына, что не он причина их с Каримом разрыва. Во всяком случае, главная причина — не в нем.

— Мы с ним слишком разные. Быть может, это не бросалось в глаза… — Да, подумала она, со стороны это было почти незаметно. — Но твой отец считал, что мы не можем прийти к согласию.

— Но ты мне ничего не говорила…

— Ну, например, я хотела работать, а твой отец требовал, чтобы я сидела дома.

— И это так важно?

— Нет. Но он хотел, чтобы мы жили так, как принято у него на родине, а не по-американски.

Джорди озадаченно смотрел на нее:

— Ты хочешь сказать, что он вдруг решил, что не может с нами жить, потому что мы американцы?

Она покачала головой:

— Он это не вдруг решил. Думаю, он давно размышлял на эту тему.

Джорди слушал очень внимательно.

— Наверное, все началось после одиннадцатого сентября, — сказала наконец Дина. — Столкновение двух культур — арабской и американской. Он выбрал арабскую.

— Господи, — пробормотал Джорди. — Какая глупость!

Она слабо улыбнулась:

— Пожалуй…