Читаем Мотылек полностью

Вот уже две недели с тех пор, как я появился тут, мы ласкаем друг друга, но дальше этого дело не продвигается. Она, как настоящая дикарка, отвергает естественное развитие событий. Я ничего не мог понять. Сама же возбудит меня до предела и, когда, как говорится, все на мази, вдруг отказывает. На ней ничего нет, кроме набедренной повязки, которая тонким шнурком удерживается на стройной талии, а со спины все тело совершенно обнажено. Мы стали обустраивать свое жилье. В хижине три двери. Одна главная, две другие на некотором расстоянии от нее смотрят друг на друга. В плане они образуют равнобедренный треугольник. Каждая дверь имеет свое назначение: мне положено входить и выходить только через северную дверь, ей – только через южную. Она не может пользоваться моей, а я – ее дверью. Парадная дверь предназначена для друзей. Мы ею можем воспользоваться лишь в том случае, если с нами идут гости.

Только тогда, когда наш семейный очаг принял законченный вид, она отдалась мне. Не хочу вдаваться в подробности, но лишь скажу, что ее природный инстинкт подарил мне жаркую и удивительно искусную любовь, а тело ее обвивало меня, словно лиана. Когда мы оставались одни, я расчесывал и заплетал ей волосы. И когда я это делал, она испытывала неописуемое счастье. Лицо ее светилось от удовольствия, а в душу заползал страх: вдруг кто-нибудь увидит! Я понял, что мужчине не полагалось расчесывать своей женщине волосы, так же как и чистить ей ладони пемзой. Нельзя было целовать в губы или груди не принятым у них образом. Так и стали мы жить с Лали (ее звали Лали) в нашем доме. Меня удивляло только одно: она не пользовалась металлической посудой – ни кастрюлями, ни сковородами – и не пила из стаканов, в ходу у нее была только глиняная посуда, которую индейцы делали сами. Душем служила нам лейка, а отхожим местом – океан.

Я попал к индейцам в сезон охоты за жемчугом. Раковины-жемчужницы доставали со дна моря молодые девушки-ныряльщицы. Пожилые женщины вскрывали раковины. У каждой ныряльщицы был свой мешок. Добытый жемчуг делился таким образом: одна доля – вождю как представителю племени, одна доля – лодочнику, полдоли – женщине, вскрывавшей раковины; полторы доли – ныряльщице. Если девушка жила в семье, она отдавала жемчуг дяде, брату отца. Для меня так и осталось загадкой, почему именно дядя первым приходил в дом собравшейся вступить в брак пары и, взяв руку невесты, клал ее на пояс жениха, а руку жениха – на талию невесты с таким расчетом, чтобы указательный палец мужчины упирался женщине в пупок. Проделав такой церемониал, дядя уходил из дома, оставляя новобрачных наедине.

Итак, я попал к индейцам в сезон охоты за жемчугом, но в море ни разу не выходил, потому что меня никто не приглашал сесть в лодку. Ловили довольно далеко от берега – метрах в пятистах. Случались дни, когда Лали возвращалась вся в царапинах от кораллов. Бывало, раны кровоточили, и тогда она толкла водоросли и втирала жидкую массу в пораненные места. Я не принимал участия ни в каких делах, если не получал приглашения. Я никогда не входил в хижину вождя, если он сам или кто-то другой не вел меня туда за руку. У Лали закралось подозрение, что три девушки-индианки, ее ровесницы, прячась в траве неподалеку от нашей хижины, пытаются подглядеть и подслушать, чем мы с ней занимаемся.

Вчера я познакомился с индейцем, совершавшим поездки между нашей деревней и ближайшим селением на колумбийской территории, в двух километрах от пограничного поста. Это селение называлось Ла-Вела. У индейца было два осла, и он носил с собой винтовку системы Винчестер. Как и все его соплеменники, он ходил в чем мать родила, подпоясавшись только набедренной повязкой. Он ни слова не говорил по-испански, поэтому для меня было удивительно, как ему удавалось вести торговлю. С помощью словаря я написал на листе бумаги: agujas (иголки), красная и синяя тушь, нитки. Вождь много раз просил меня сделать ему татуировку. Этот краснокожий торговец был небольшого роста, высохший и морщинистый. Страшная рана обезображивала его тело. Она начиналась у нижнего ребра, шла через грудь и заканчивалась у правого плеча. После заживления рана оставила круглый рубец толщиной в палец. Жемчуг индеец возил в коробке из-под сигар, разделенной на ячейки, где жемчужины рассортировывались по размерам. При отъезде индейца из нашей деревни вождь разрешил мне проводить его немного. А чтобы я вернулся назад, он, по своему простодушию, дал мне двустволку и шесть патронов. Уверенность вождя основывалась на том, что я буду обязан возвратиться, никто не сомневался, что я не посмею унести с собой чужую вещь. Ослы шли без поклажи, поэтому индеец сел на одного, а я на другого. Весь день мы ехали по той самой тропе, по которой я пришел сюда, но примерно километрах в трех-четырех от пограничного поста индеец повернулся спиной к морю и поехал вглубь материка.

Перейти на страницу:

Все книги серии Папийон

Мотылек
Мотылек

Бывают книги просто обреченные на успех. Автобиографический роман Анри Шарьера «Мотылек» стал бестселлером сразу после его опубликования в 1969 году. В первые три года после выхода в свет было напечатано около 10 миллионов экземпляров этой книги. Кинематографисты были готовы драться за право экранизации. В 1973 году состоялась премьера фильма Франклина Шеффнера, снятого по книге Шарьера (в главных ролях Стив Маккуин и Дастин Хоффман), ныне по праву причисленного к классике кинематографа.Автор этого повествования Анри Шарьер по прозвищу Мотылек (Папийон) в двадцать пять лет был обвинен в убийстве и приговорен к пожизненному заключению. Но тут-то и началась самая фантастическая из его авантюр. На каторге во Французской Гвиане он прошел через невероятные испытания, не раз оказываясь на волоске от гибели. Инстинкт выживания и неукротимое стремление к свободе помогли ему в конце концов оказаться на воле.

Анри Шаррьер

Биографии и Мемуары
Ва-банк
Ва-банк

Анри Шарьер по прозвищу Папийон (Мотылек) в двадцать пять лет был обвинен в убийстве и приговорен к пожизненному заключению. Бурная юность, трения с законом, несправедливый суд, каторга, побег… Герой автобиографической книги Анри Шарьера «Мотылек», некогда поразившей миллионы читателей во всем мире, вроде бы больше не способен ничем нас удивить. Ан нет! Открыв «Ва-банк», мы, затаив дыхание, следим за новыми авантюрами неутомимого Папийона. Взрывы, подкопы, любовные радости, побеги, ночная игра в кости с охотниками за бриллиантами в бразильских джунглях, рейсы с контрабандой на спортивном самолете и неотвязная мысль о мести тем, кто на долгие годы отправил его в гибельные места, где выжить практически невозможно. Сюжет невероятный, кажется, что события нагромоздила компания сбрендивших голливудских сценаристов, но это все правда. Не верите? Пристегните ремни. Поехали!Впервые на русском языке полная версия книги А. Шарьера «Ва-банк»

Анри Шаррьер

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии