Моцарт и Сальери

ПЕРВЫЙ. Это от тополиного пуха, дядя. Аллергия. Это не я, а тополя. Ля-ля, тополя. А ещё осы жужжат. Собаки! Итак, итак, продолжаем пьесу, продолжаем наш спектакль. Так что дальше? Сначала предысторию. Так. Поставим у левой кулисы человека, чтобы он рассказал нам предысторию. Исходное событие. То, что произошло до открытия занавеса. Нет, «безысходное событие» назовём его, так красивше. Пусть расскажет всем историю. Твою, конечно же, Сальери, а не мою. Впрочем, а почему ты Сальери? Хорошо, если тебе так нравится — ты будешь Моцарт, а я Сальери. О, я люблю все тёмное, отрицательное, ладно, я — буду гад, а ты стой в красивой позе. Итак!

ВТОРОЙ. Отстань от меня. Слышишь, говорю — заткнись!

ПЕРВЫЙ. Не грубить, ещё рано. Ты будешь грубить позже, когда я тебе набью морду и это будет пиком, кульминацией нашей пьесы. Давай сделаем её в одном акте, чтоб быстрее, а то, боюсь не досмотрят до конца…

ВТОРОЙ. Ты пьяный. Точно, пьян.

ПЕРВЫЙ. Пьян — ты. Ты пьяницей стал. Итак, у левой кулисы человек в чёрном, он сообщает: наш гений среди удобрений в течение всех тех лет пил и пил, он пил всё больше и больше. Пил на кухне, он так любил кухню, тараканы шевелятся, за окном рассвет, о, так романтично, вокруг него сидит пять-шесть молодых идиотов, ученики, сидят, разинув рот, и он им что-то про свою гениальность рассказывает и про то, что он сделал бы, если бы его не затирали. Пил, пил и вот, допился. Учитель его, с которым он пил, раньше дуба дал, и теперь он вместо него, вокруг него теперь прихлебатели сидят, разинув рот. Но вот их всё меньше, меньше, спиваются, помирают. И времена вдруг резко изменились, хотя рассветы остались те же, и лето то же, и зима … Вот уже и пиджачок залоснился, и рубашка не отстирывается, и на бабочке как осталось от квашеной капустки пятно, которое он посадил на премьере своей первой шедевры, как осталось, так и не отстирывается, а он все болтает и болтает, какой он гениальный, какой он богатый! Душой, конечно же. Но тебя затирают, не дают денег, конечно же. Когда это было в последний раз? Вчера! Вчера там, на кухне, ты рассказывал друганам алкашам — просто с улицы какие-то подонки, уже нет никаких учеников — так вот, рассказывал снова, какой ты гениальный и как тебя затирают и не дают жить, и говорил, что завтра приедет этот ублюдок с деньгами, которого ты тут — ты хвастал, ерепенился! — когда-то выгнал из квартиры за то, что он — босиком, так, нет?

ВТОРОЙ. А у тебя что, тут, в моей квартире, стоит подслушивающее устройство? И провода прямо в твою шикарную черную машину? (Смеётся, сложил ногу на ногу, пьёт водку.)

ПЕРВЫЙ. Нет, дорогой. Я просто наблюдателен. Руки у тебя дрожат, сразу отметил это. Поначалу думал, ты из-за меня это так волнуешься, а потом принюхался — перегарчик, да ещё ой-ой какой. Итак, ты рассказывал, что состоится встреча с денежным мешком, которого надо обмануть, наплести короб дерьма всякого, чтобы деньги он выложил на твою гениальную картину, да, да, говорил, что встреча со свиньёй одной будет, у которой миллиарды в кармане, но которая сидит на своих деньгах, как собака на сене, нет, как свинья в грязи и никому этих денег не даёт. Ведь так? Ведь говорил?

ВТОРОЙ. Чего ты хочешь?

ПЕРВЫЙ. Говорил?

ВТОРОЙ. Оставь меня в покое. Иди домой.

ПЕРВЫЙ. Говорил?

ВТОРОЙ. Кажется, говорил, ну и что, ну и что с того, если и говорил?

ПЕРВЫЙ. Итак, дорогие зрители, перед вами гений. Безденежный гений, которому надо снять очередной фильм. Чтобы его показали два раза в каких-то полуподвальных кинотеатрах и выкинули бы на помойку. Это не важно для него! Ведь от того, что он будет снимать год свой фильм, он двинет наше кино, наше искусство вперёд, так, нет? Подонки-толстосумы не понимают этого. Ты добрый, честный, умный, толерантный! (Смеётся). Ты и тогда говорил это слово умное, новое — толерантный, да? Короче — ты Моцарт, не я.

ВТОРОЙ. Сальери, иди домой.

ПЕРВЫЙ. Проверим, проверим, сейчас допишем сценарий до конца и увидим — ху ис ху.

ВТОРОЙ. Я читал твои сценарии, рассказы, повести. Да, читал. Это было полное дерьмо, братец. Страшнее не придумать, братец. Так-то вот. Они тут в шкафу валяются. Ты ведь не попросил их вернуть меня тогда. Они тут. Если конечно, жена не завернула в них пирожки.

ПЕРВЫЙ. Поищи. Может быть, и не завернула. (Смеётся.)

ВТОРОЙ. Что смешного?