Моцарт и его время

> Среди прочего мне пришло в голову сочинить совсем простой менуэт и попробовать, не сможет ли она написать вариацию? Все напрасно. Ну, подумал я, она просто не знает, с чего ей начинать. Тогда я варьировал первый такт и сказал ей, чтобы она продолжила в том же духе, придерживаясь этой Шее. Наконец что-то получилось. Когда она закончила, я спросил ее, не хочет ли она сама начать что-нибудь. Только первый голос, мелодию. Она раздумывала целую четверть часа, но ничего не вышло. Тогда я написал 4 такта менуэта и сказал ей: «Посмотрите, что я за осел: начал менуэт, а не могу закончить даже первой части. Будьте так добры, завершите его»^ь.

Итак, вначале — попытка обычных занятий по принципу «делай, как я». Задание, требующее самостоятельного решения, ставит ученицу в тупик. И Вольфганг предлагает ей известное всем педагогам упражнение — досочине-ние. Чтобы разрядить обстановку после весьма тягостных и, надо полагать, безуспешных попыток юной герцогини что-то изобрести самостоятельно, Моцарт облекает задание в подобие игровой ситуации. Все это очень напоминает прием из воспитательного арсенала Леопольда, провоцирующего своего маленького внука поскорее отправиться спать. Конечно, в общении с великосветской ученицей игровая ситуация приобретает неизбежный оттенок галантной условности, однако подход, по сути, тот же. Сложно сказать, насколько отрицательное отношение Вольфганга к педагогике было обусловлено исключительно его внутренними побуждениями и склонностями. То, что он охотно раздавал методические советы даже тем, кто его об этом, собственно, и не просил, то, с каким пылом он занимался с Алоизией, хотя мог иначе проводить время с девушкой, в которую был влюблен, показывает: педагогическая жилка, унаследованная от отца, у него была. Только на его долю не досталось такого ученика, каким был он сам.

Письмо от 7 февраля 1778 г. — Впе/еСА II. 5. 264.

Письмо от 14 мая 1778 г. — Впе/еОА II. 5. 357.

ВУНДЕРКИНД / «Педагогическая поэма» Леопольда Моцарта

О

и

н

о

Р

а

о

я

н

О «чуде природы» и природе чуда_{<<0дарен по}__{моцартовски>>) <<Мо}царта из

него не получится» — такие высказывания знакомы каждому, их можно услышать из уст людей, даже очень далеких от музыки. «Подумай, может быть, ты убиваешь будущего Моцарта!» — именно так и никак иначе сформулировали свой призыв противники абортов. В этих высказываниях содержится апелляция к некой абсолютной мере гениальности, действительной «для всех времен и народов». Никто не оспаривает гений Баха или Бетховена, Чайковского или Вагнера. Но лишь имя Моцарта стало нарицательным — в силу того, что его талант не только был выявлен крайне рано и мощно, но развит и приумножен в последующие годы. Для массового сознания Моцарт — символ гения как такового, без ссылок на какие-либо сравнения, без перечисления исторических заслуг и оценки места в мировой культуре.

Во второй половине XX века феномен «вундеркинда», не утратив экстраординарной сущности, превратился, тем не менее, в предмет едва ли не массового производства. Детские конкурсы, специальные музыкальные школы, фонды поддержки юных дарований создают питательную почву для появления множества «чудо-детей». Сегодня исполнитель практически на любом музыкальном инструменте вряд ли может претендовать на какое-либо место в «первом эшелоне», если уже в раннем детстве не обладал ярко выраженным талантом. Иными словами, все значительные современные мастера в той или иной степени были вундеркиндами. Почему «казус Моцарта» не был повторен, об этом еще предстоит поразмышлять. Но насколько он был экстраординарен для XVIII века?

История не сохранила имен музыкантов, способных в этом отношении сравниться с Моцартом. Тем не менее известно, что исполнительское дарование рано проявил Доменико Скарлатти, который уже в 15 лет (1700) занял пост органиста и чембалиста при королевском дворе в Неаполе. Широко известна также полулегендарная история, согласно которой Гендель ребенком прятался на чердаке от отца и там тайком музицировал на клавесине. Несмотря на слабое здоровье, весьма рано проявилось виртуозное дарование Вивальди.