Мосты

Дедушка не находил себе места, переставлял вещи, заглядывал в кастрюли, швырял в суп горсть соли. Тяжело вздыхал. Скрипел зубами. Не спалось... Входил в каса маре. Стоял у гроба, бормотал что-то.

Да, одной доброй душой меньше стало в Кукоаре. Осиротел наш двор...

У мамы иной характер. Она не умела целый день говорить с цыплятами. Прогонять коршуна, норовившего сцапать желтый комок. Проклинать петуха. И хорька, что прячется в дровах, за колодой. Бабушка умела...

Но жизнь шла своим чередом, со своим пределом, а за ней безносая со своей неумолимой косой.

Бабушка лежала на столе, а в учительской только и было разговору что про помолвку.

Нина Андреевна отложила классный журнал и взялась за Прокопия Ивановича:

- Можно вас поздравить?

- Боже мой, как люди узнают?..

- Все в порядке?

Нина Андреевна выпытывала подробности. На первой перемене толковали о традиционном блюде с пшеницей. О колечках. В глазах учительницы прыгали солнечные зайчики. Но Прокопий Иванович ничего не замечал. Он с гордостью рассказывал, как сразу нашел колечко невесты на дне блюда с пшеницей.

- А что, если какой-нибудь ученик спросит, почему вы носите кольцо?

- Другие носят для украшения... а я ведь женюсь. Детям надо говорить правду, Нина Андреевна, только правду.

- Кстати... - Математик поднял линейку. - А если кто-нибудь спросит, зачем вы женитесь?

- Перестань, Яцку.

- Нет, не увиливай, детям надо говорить только правду.

- Любишь ты заковыристые вопросы, Яцку.

Забавная штука - слушать, как серьезные люди говорят о пустяках. Сразу можно представить, какие они были в детстве.

5

Смерть бабушки выбила меня из колеи. Я даже не смекнул, чего ради коварная Нина Андреевна теребила наставника первоклассников. Прокопий Иванович стоял с таким лицом, словно был в чем-то виноват; математик линейкой почесывал висок и двусмысленно поглядывал на меня: ему не верилось, что я не притворяюсь.

Нина Андреевна вписала в классный журнал оценки из тетрадок, напевая песенку. Вид у нее был весьма беззаботный, но ясно, любопытство распирало ее: так и ловила на лету каждое слово. Только госпожа Хандрабур смотрела на меня сочувственно. Она была мне очень признательна за то, что принял ее на работу. Из любви к супругу вернулась она с запрутской стороны. Сельсовет вернул ей дом. Ее восстановили на учительской работе, зачли стаж. Понемногу жизнь налаживалась на новом месте. Приходят письма от мужа: он в лагере военнопленных в Крыму. Пишет, что скоро отпустят.

В ее присутствии я чувствовал себя неловко. Она была моей наставницей, а теперь мы поменялись ролями. Благодаря тем знаниям, которые худо-бедно, но я получил от нее, меня сделали директором! Но сильней этого меня смущало другое обстоятельство. В памяти всплывал альбом со слащавыми стишками и посланиями. Не хватало еще, чтобы Прокопий Иванович принес эту тетрадь в учительскую... Я бы со стыда провалился сквозь землю...

Нелегко приходится мне теперь! Раньше, когда Митря был дома, я, как что, бегу к нему. Теперь приходится обращаться к баде Василе, просить, чтобы позвал Вику...

Вероятно, любовь нетерпеливей всего на свете. Забываю все, бегу к баде Василе. Своей единственной рукой он мелет пшеницу на ручной мельнице. Со времени эвакуации в селах стало полным-полно этих машинок. Как говорил дедушка, теперь мы богачи - своя мельница в сенях. В годину бед и войн в каждом доме ручная мельница. Бадя Василе выслушивает меня. Кашляет в кулак. Идет и приносит с печи лукошко просушенных зерен, сплевывает на ладонь:

- Зачем ее звать? Она же выходит замуж... И пусть! Свет на ней клином не сошелся, товарищ директор.

- Вот как... Замуж?..

- А мы с Аникой разговаривали... Гордый, говорю, парень у дяди Костаке. Даже замечать не хочет. Молодец, так и держись. Сама потом будет локти кусать. Ничего, женщинам все это легче - поплачут и успокоятся. А у мужчин боль запекается в сердце...

- Эй, Василе, опять ты заболтался? Мамалыжка выкипает, а ты еще не намолол кукурузной муки.

Аника помоложе бади Василе, но двое детишек, сидящих у казанка, а также вздувшийся живот дают ей право покрикивать на муженька.

- Бабы такой народ, товарищ директор... Но и без них невозможно... Вот на фронте будто чего-то недоставало...

- Хватит точить лясы, Василе!

- Вот этого как раз недоставало... Как ни силен мужик в мирских делах, надо ему, чтобы в доме мурлыкала баба.

- Чтоб тебе было пусто, Василе!

Прибежала Аника, схватила рукоятку мельницы. Но бадя Василе слегка коснулся ее большого живота:

- Ступай отсюда, жена! Побереги моего солдата. Я его с немецкой границы, может, привез! - И он принялся молоть. - Когда жена не набрасывается на мужа... это не баба! Любовница или содержанка. Не хозяйка в доме!

Возвращался от бади Василе с единственной мыслью - отомстить! Чтобы целый век меня помнила. Подумаешь, за богатством погналась...

Брошу учительствовать, стану деньги копить. Чтоб шея у нее искривилась, как посмотрит, какой я дом построил. Чтоб слезами платок вымочила, как увидит моих вороных.

Назло ей никогда не женюсь. Пусть видит, как страдаю. Пусть и сама оттого страдает.