Мост, колодец и тень

Я же только пожал плечами в ответ:

– Это место…, я там никогда не был ранее. Так мне кажется. Нет, я уверен… Я никогда там не был. Там есть гора, не очень высокая, я имею в виду, она не оголяется скалами на вершине, вся покрыта лесом. Лес смешанный, судя по всему. Какие-то реки, я не слышу их, но словно знаю о их присутствии. Под моими ногами колышется трава, не высокая, ровная – как ковёр, это покрытие тянется далеко, увлекая меня идти дальше и дальше. Периодически там встречаются ледники, просто площадки покрытые льдом, как если бы то были локальные фрагменты зимы посреди очевидного лета.

Я вновь посмотрел на доктора, мне хотелось получить обратную связь, понять, внимал ли он моим словам. Кристенсон на мгновение задумался, будто бы то, что я упомянул этакую мелочь – лёд на траве – было куда важнее самой темы нашего разговора.

– Продолжайте. – сухо ответил Критсенсон, отводя взгляд в сторону.

– Я неоднократно обнаруживал себя там, в этих странных землях, лишённых, по сути, всяких признаков жизни.

– Были там какие ни будь животные или птицы? – спросил доктор – Что-нибудь ещё, кроме вас самих?

Я задумался. Ответ на этот вопрос лежал на поверхности, однако, меня удивляло внимание доктора к тем деталям, которые я считал совершенно ненужными.

– Там определённо не было ни одного животного или птицы. Вообще ничего такого, если вы понимаете меня…

Сказав это, я осёкся, я вдруг понял, что сам то я едва ли понимал, к чему хотел подвести своего собеседника.

Доктор внимательно посмотрел на меня.

– Стало быть, ни одной живой души? – спросил он, как то подозрительно протягивая слова, словно давая мне понять, что он знал то, о чём мне вовсе не хотелось говорить.

– Олег. – Кристенсон впервые снял с переносицы свои очки и отложив их в сторону, потёр переносицу, сильно при этом зажмуриваясь – Несколько лет назад, я пережил клиническую смерть, попал в аварию…

Доктор продолжал смотреть куда-то в сторону, а поскольку в данный момент в кабинете единственным источником освещения была настольная лампа, взгляд Кристенсона исчезал в притаившихся тенях, нашедших своё убежище между шкафом и книжными полками.

– Я пережил клиническую смерть, находясь на искусственном обеспечении жизни несколько дней. Клиницисты, боровшиеся за мою жизнь, склонялись к тому, чтобы уже отключить меня от оборудования, но сложилось по-другому.

Я, разумеется, не знал этой истории, и мне отчего-то стало не всё равно. Нет, это не было чувство сострадания или даже сочувствия, скорее во мне вспыхнул интерес. Я не успел сформулировать вопроса, прежде чем Кристенсон продолжил:

– Все эти дни, что сознание моё отсутствовало в мире живых людей, я вовсе не был поглощён безраздельной тьмой, как это принято полагать. Я не видел тоннелей к свету, как это часто описывают сторонники религий и никто никуда меня не звал. Вместо этого, я обнаружил себя в месте, которое ты описал с такой поразительной точностью.

Я помню своё удивление, услышав это признание от доктора. Сперва мне показалось, что я его неправильно понял, и мне захотелось переспросить. Однако под его взглядом я осознал, что наши мысли касались одного и того же предмета.

– Я видел гору, про которую ты говорил, и леса, которые ты описал, я блуждал меж этих деревьев. От моего внимания, разумеется, не укрылись и эти феноменальные сгустки льда, там, посреди лета. – теперь Кристенсон откинулся на спинку своего кресла, под его массой, незакреплённые колёса сделали треть оборота назад – Если бы вам достало желания продвинуться вглубь тех краёв, вы бы и не такое увидели.

Я вопрошающе поглядел на доктора, тот впервые улыбнулся.

– Когда меня вывели из комы, я ощутил себя опустошённым, как если бы меня лишили чего-то, что уже стало укореняться во мне. Словно бы душу мою вырвали с корнем. Я утратил интерес ко всему, что наполняло мою жизнь смыслом. В той аварии погибла моя супруга…

Сказав это, доктор бросил взгляд на стоявший на краю стола портрет в небольшой, металлической рамке.

– Как долго вы были женаты? – вдруг спросил я, сам не ожидая такого вопроса.

– Шестнадцать лет. – ответ пришёл после секундной паузы на общёт прожитых отрезков времени, которыми люди условились измерять свои жизни.

Следующий мой вопрос осел у меня на языке, и очевидно доктор заметил это.

– После стольких лет, само собой разумеется, мы превратились скорее в ближайших друзей, понимая друг друга и зная друг о друге едва ли не всё. Но с её потерей ушло и нечто такое, чего я в последние годы уже не ценил, а воспринимал как данность. Такое бывает…, намного чаще чем об этом говорят.

Мы разговаривали какое-то время о видении, по сути – сне, обнаруживая удивительные совпадения в наблюдаемых объектах. Кристенсон, ка это ни странно, обнаруживал все эти совпадения не столько с удивлением, сколько с удовлетворением от подтверждаемой одному ему известной теории. Это наблюдение занимало меня. Доктор словно знал нечто такое, что скрывалось за приделами моего понимания и это обстоятельство, уже само по себе, провоцировало во мне интерес – первое живое чувство со дня смерти Инны.