– Только по имени. Дед был из Ольвии, служил в королевской страже, отец родился в Трогартейне, и мать оттуда же.
– Скажи уж правду, теперь можно… Ты на самом деле так пьян был?
– Богом клянусь! – капрал аж задохнулся. – Ничего не помню! Нечистый под руку толкнул…
– Ну, раз так… Служи честно, капрал. Я о тебе слышал много хорошего, поэтому и согласился своей рукой от позора прикрыть. Будешь служить хорошо, все спишется…
Энтони замолчал, подняв глаза к небу и загадочно улыбаясь, словно бы его внезапно осенила некая идея. Капрал безмолвно ожидал. Чуть помолчав, командующий заговорил снова.
– Знаешь, пришла мне в голову одна мысль. Мне нужен младший ординарец. Дело это непростое: свободы мало, обязанностей много, чести тоже особой нет, но ты мне, кажется, кое-чем обязан. Так?
– До гроба, ваша светлость! – сказал Артона, как гвоздь вбил.
– И все же неволить тебя, пожалуй, не стану, – раздумчиво продолжал Бейсингем. – Как сам захочешь. Три дня тебе даю, отлежаться и подумать. Согласишься – через три дня придешь ко мне. Откажешься – ничего худого тебе не будет, сам знаешь…
– Ваша светлость! – шагнул вперед капрал.
– Через три дня, Артона! Я же сказал… Ступай!
Когда командующие вернулись в таверну и заказали пиво, Гален поднял смеющиеся глаза на Бейсингема.
– Ты хочешь спросить меня, в чем смысл сего представления? – иронично спросил Энтони.
– Смысл представления ясен, – в тон ему ответил Теодор. – Тебе нужен не просто ординарец, а доверенный ординарец. Преданный. Офицер для этого не годится. А хорошего капрала просто так из войска не выдернешь. Служить-то он будет, но не с тем усердием, какое нужно…
– Вот именно. Я давно к нему приглядываюсь, а тут еще и Хозяин с командиром полка подыграли, а боженька, видно, спал… Ладно, ладно, не морщись, не буду больше, ты ведь у нас солнце на шее носишь… Вышло все, как по заказу, так, словно бы это я приказал кошелек подложить…
Гален потрясенно уставился на Бейсингема.
– Я же сказал: «словно бы»… По-видимому, это пересеклись твои любимые дороги судьбы. Надеюсь, что капрал через три дня появится, иначе я испытаю острое разочарование в своей проницательности и своем обаянии. Представляешь, как мы будем смотреться вместе: ты со своей парочкой пограничников, да я с этим усачом. В конце концов, я его дорого купил… терпеть не могу собственноручно кого-то пороть! За одним исключением – совратителей и насильников…
Вечером того же дня вернулись разведчики. Они нашли противника: меньше, чем в двух днях пути, в Абазе, втором по величине городе Трира, стояли несколько ольвийских полков, общим числом около пяти тысяч человек. Остальная армия, как показал захваченный разведчиками лейтенант, находилась еще в пяти днях пути, возле Ильнара, столицы края. Те, что стояли в Абазе, собирались отходить, чтобы воссоединиться с основными силами и дать возле Ильнара решающее сражение.
Глупо было бы не попытаться разбить противника по частям, но догнать свежих, отдохнувших и имеющих не меньше дня форы ольвийцев нечего было и думать. Тогда, взяв два конных полка со сменными лошадьми и посадив на коней еще полк пехотинцев, Гален рванул марш-броском и через день, на рассвете, вышел к Абазу. Он устроил несколько засад на лесной дороге, милях в пяти от города, а сам с кавалерией, когда противник наполовину втянулся в лес, ударил сзади по ничего не подозревающим ольвийцам – еще теплым, сонным, мало что соображающим в такую рань да после вчерашних проводов. Несмотря на почти двукратное превосходство противника, разгром был полным и беспощадным.
Конники ушли в погоню за сумевшей прорваться частью ольвийского войска, пехотинцы вылавливали по лесу беглецов, а на долю подошедшего после полудня со своими кавалеристами Бейсингема выпала возня с пленными, которых к тому времени пригнали на двор ратуши более восьмисот человек. Их связали попарно и небольшими группами с хорошим конвоем отправили на находившийся в тридцати милях серебряный рудник, где были каменные сараи с крепкими запорами и надежная стража. Кавалеристы ругались, ворчали, завидовали отставшей пехоте, но все равно им пришлось заняться этим муторным делом. Зато те, кто оставался в Абазе, были совершенно счастливы: пока вернутся конвойные, да пока подойдут пехота и далеко отставшие обозы, им предстояло проболтаться в этом богатом сытом городке не менее двух дней.
Жители Абаза переходить из рук в руки были привычны и что им делать, знали превосходно. Вечером к обоим командующим, уже традиционно остановившимся в одном трактире, заявилась депутация именитых граждан во главе с самим бургомистром. Они приветствовали своих освободителей от ольвийского ига, точно так же, как несколькими годами ранее приветствовали освободителей от гнета балийцев, и, узнав, что те намерены задержаться в городе, выразили желание дать в их честь праздник. Освободители, само собой, согласились, но чтобы праздник начинался не слишком рано – все хотели выспаться.