Мост через огненную реку

– Ах, чтоб тебя! – Бейсингем стукнул кулаком по парапету. – И надолго мне это?

– Ты так возмущаешься, как будто это я его о тебе просил, – усмехнулся Святой Ульрих. – Сам назвал себя солдатом Господа Бога, а теперь недоволен. Это такая же война, как и любая другая, можешь мне поверить, уж я-то знаю… До сих пор ты справлялся – справишься и дальше!

Энтони поморщился, досадливо махнул рукой:

– Ладно, жизнь Рене того стоит.

– Может быть, хочешь все переиграть? – остро взглянул на него Ульрих. – Если считаешь, что раньше тебе было лучше жить, я верну слово, которое ты мне дал.

Бейсингем задумался. Легко сказать: раньше… Каким он был два года назад? Все это так далеко и так по-другому, что он и не помнит…

– Может, и лучше, но скучнее, – пожал он плечами. – Я ведь поэт, а для поэта нет ничего хуже обыденности, пусть даже и приятной. Представь себе, какая из этой истории может получиться баллада. Я назову ее… например, так: «Дорога в блистающей тьме».

– Вы неисправимо насмешливы, господин маршал. Впрочем, это не порок и даже не грех…

Легкий ветерок коснулся щеки Бейсингема – Святой Ульрих засмеялся, махнул ему рукой и исчез. Энтони взглянул на небо. Пока они разговаривали, начало светать. Он вернулся обратно, влез в окно, присел на постель, погладил волосы Саны.

– И никому я тебя не отдам, – сказал он упрямо. – И себя не отдам. Понял, ты, мразь ночная?

«Да и не нужны вы мне, – ответил знакомый голос. – Мало, что ли, вокруг крыс да ворон? Где уж мне претендовать на милорда Бейсингема, который со святыми на „ты"… Есть и другие… Вон, молодой герцог Девенмур – думаешь, он хуже тебя?»

– Спасибо, что предупредил, – сказал Энтони. – Учту. «Учти, только имей в виду: он помнит, кто сжег его отца.

А пока можешь преисполняться благодати. Когда объешься, позови – я приду»…

Долги надо платить, а слово – держать. Этим утешался Бейсингем утром на девятый день со дня свадьбы. В семь часов, когда еще не высохла ночная роса, Энтони и Сана вышли во двор особняка Баррио. В этот день быт большой церковный праздник, которым начинался пост. Раз праздник, значит, надо пойти в церковь – обещал ведь, куда денешься? Но когда дошло до дела, все оказалось сложнее, чем думалось.

В последние годы он если и бывал в храме, то лишь в дворцовом соборе, где свои порядки. И когда вечером денщик спросил, какую одежду приготовить на следующий день, Энтони всерьез задумался. В самом деле: как идти в городскую церковь? Что надеть, на чем добираться – в карете, пешком или верхом, где стоять в храме? Он вспомнил поговорку про дорогу – не та дорога ровная, которая блестит, а та, на которой лошадь не спотыкается, – вздохнул и пошел к Рене.

– Что же тут непонятного? – пожал плечами маркиз. – Одеваться скромно и просто, идти пешком. На карете в праздник сквозь толпу не пробьешься, и ставить ее там негде, разве что в Прачечный пруд загнать…

– Может, остаться дома? – неуверенно начал Бейсингем. – Здесь ведь есть домовая церковь. А в собор уж как-нибудь в другой раз…

– Увы… – вздохнул Рене. – Это годилось бы для Тони Бейсингема, каким он был год назад. А теперь ты важная персона, почти сказочный герой, спаситель отечества. Так что ты себе не принадлежишь, изволь быть достойным легенды и показывать пример…

– Какой ужас! – невольно содрогнулся Энтони. – Я показываю горожанам пример благочестивой жизни. Рене, кто бы сказал мне это год назад!

– А куда денешься, – еще раз сочувственно вздохнул маркиз. – Да, кстати, это не считая того, что по твоей молитве совершилось чудо.

– Хоть об этом не напоминай, – аж застонал Энтони. – Я ведь не рассказывал тебе, в чем дело! Мы со святым Ульрихом заключили сделку: если при мне совершается чудо, то я стану верить в Бога. И договор-то был во сне – а он поймал меня на слове…

– Знаешь, уж если кто тебе и посочувствует в этом, то всяко не я! – возмущенно воскликнул Шантье. – Нашел, кому жаловаться!

Они посмотрели друг на друга и расхохотались.

– Рене! – Энтони вытер набежавшие от смеха слезы и просительно сложил руки. – Пойдем с нами!

– До получения маршальского звания трусости за тобой не водилось! – иронично покосился на него маркиз.

– Ничего я не трушу! – обиженно вскинулся Бейсингем. – Вызывать подкрепление – не трусость, а стратегическая необходимость. Рене, – снова изменив тон, умоляюще заговорил он, – ты же не бросишь меня один на один с этой ужасной толпой, которая все время смеется…

И вот теперь, за час до начала службы, все трое пешком направились к монастырю. Энтони не ошибся, он действительно чувствовал себя ужасно – как голый на площади. Казалось, все взгляды обращены на него. Судя по тому, как Сана вцепилась ему в руку, ей приходилось не лучше. Однако ничего страшного не произошло. На них и вправду оглядывались, здоровались и почти все желали счастья, но и только. Насмешничать в такой день ни у кого не было желания.