Мост через огненную реку

После ужина они сидели в гостиной. Энтони был возбужден и весел, прямо как девица перед первым балом, то и дело вскакивал и мерил шагами комнату.

– Артона, – наконец, сказал он, – выйди в коридор. Факелы погасили?

– Погасили, – отрапортовал, вернувшись, капрал. – Темно, как у кобылы в заднице.

– Ну вот… А теперь слушай, Терри, – Энтони принялся раздеваться, сбросил рубашку и снова заходил по комнате. – Обещал – рассказываю. Будет это так. Сейчас я надену вот это… – он кивнул на брошенную на спинку дивана черную хламиду – не то балахон, не то пеньюар. – Потом выйду отсюда, босой, возьмусь за ленту и пойду по ней – заметь, в кромешной тьме – до тех пор, пока не дойду до королевы. Самое главное – не опрокинуть кубки с вином, стоящие у изголовья. Винцо я знаю – это, скажу тебе, вещь! Всякое соображение теряешь. И вот так, во тьме кромешной, под вой ветра в слуховых раковинах, все и произойдет…

– Любопытно! – хмыкнул Гален. – А она тоже соображение теряет, или только ты?

– В прошлый раз – еще как! – засмеялся Энтони.

– Любопытно, – повторил цыган, прикрыв глаза тяжелыми веками.

Энтони стало не по себе.

– Терри, клянусь! Если б я мог, я бы с радостью уступил тебе место. Не нужна она мне, поверь! Если потом, когда она сделает все, что надо, у тебя получится – я слова не скажу!

– Да, конечно, – кивнул Теодор.

…В последнее мгновение перед тем, как потерять сознание, Бейсингем решил, что на них обвалился потолок. А что еще он мог подумать?

…Там, наверху, оказалось звездное небо. Энтони увидел его, когда, после долгих усилий, все же сумел повернуться на спину. Сначала он лежал лицом вниз, уткнувшись носом в грубое сукно, под которым были камни – очень жесткие и неудобные. Потом ухитрился повернуться и тут же пожалел об этом – лежать на связанных руках оказалось еще хуже. Связан он быт на совесть, по рукам и ногам, – не туго, но мастерски, не вывернешься. Полностью одет, но кто и когда его одевал, а главное – зачем? Голова – как большой дубовый сундук с тупыми ребрами. Он мог бы еще что-то понять, если бы оказался в кромешной тьме каземата – но над ним, вне всякого сомнения, было ночное звездное небо, лицо холодил ветерок… да и вообще холодно, майская ночь – не лучшее время, чтобы валяться на камнях.

Сзади послышался шорох шагов, смутная фигура склонилась над Бейсингемом, он почувствовал, что его берут за плечи.

– Очнулись, ваша светлость? – произнес хорошо знакомый голос.

– Артона, – обрадовался Энтони. – Как ты меня нашел? Развяжи скорее…

– Не сейчас, ваша светлость, – капрал говорил почтительно, но твердо.

– Ты что, с ума сошел?!

– Его превосходительство велел: сначала все расскажи, до последнего слова, а потом развяжи. Я и сам так думаю: если сделать наоборот, то вы или мне каменюкой по голове врежете, или назад полезете, а может, и то, и другое…

Продолжая говорить, Артона усадил Бейсингема, прислонив его спиной к камню, дал глотнуть водки, но неудачно – Энтони закашлялся и долго не мог отдышаться.

– Что это было? – спросил он, немного придя в себя. – Потолок обвалился?

– Это я вам по голове вдарил, ваша светлость. Как у нас с его превосходительством генералом Галеном условлено было.

– Ты… вы с ума сошли!

– Никак нет, ваша светлость. Если кто и сошел с ума, то кое-кто другой. Где же это видано – человек сам, своей волей в петлю лезет. Они вам черт-те чего наплели, а вы и уши развесили.

– Ты слова-то выбирай, – рассердился Энтони. – Не с унтером соседнего взвода разговариваешь!

Вспыхнувшая обида на мгновение заслонила от него тот факт, что ничего теперь не будет – ни короны, ни славного будущего. А когда сознание непоправимости вернулось, он… а что он мог-то, связанный?

– А тут как ни разговаривай, все одно выходит. Они эту свою серенаду стараются выполнить до последней буковки. А там что сказано? «На трон вернется королева, а рыцарь отправится ко мне». Верно? А «ко мне» – это уж всяко не на трон. А вернее всего – прямо к Хозяину в зубы. Убить они вас решили, когда все кончится. Его превосходительство это сразу понял, и я понял, когда он мне эту самую серенаду показал. Да тут до кого угодно дошло бы в момент. Но вы ничего и слушать не желали, они вас этой короной совсем заморочили. Вот тогда генерал Гален и решил по голове вас стукнуть и вынести… Для этого только одно время и годилось. Вы, может быть, не видели, ваша светлость, но за вами в замке по пятам ходили. А в этот вечер все должны были по комнатам сидеть, и огни погашены. Я думаю, генерал это еще по дороге придумал, с таким расчетом и покои выбирал – чтобы со вторым выходом, да чтобы к подземному ходу прямая дорога, такая, что и во тьме не заблудишься.

Когда вы с ним стали разговаривать, генерал мне знак дал. Я, значит, стукнул вас по голове. Потом он еще какое-то средство вам в рот влил, чтобы подольше в себя не приходили… Одели мы вас, затем я вас взял и отправился к подземному ходу – генерал мне заранее показал, и плитку на полу мы приподняли…