Он стоял в том самом помещении цокольного этажа, у памятного разлома, через который они с Дрейком проникли в Башню.
Все. Точка. Дальше идти некуда. Широкую трещину в стене заполняло сияние суспензорного поля, и все лестницы вели только вверх, на мрачные этажи исполинского сооружения.
Фрост хотел одного – успокоится, вернуться в прежнее состояние, вновь обрести внезапно пошатнувшуюся уверенность в себе…
Что я паникую? – Его взгляд зацепился за иссохший труп, который они осматривали сутки назад.
Фрост попросту взбесился.
Если бы с ним спорил человек, – убил бы, порвал в клочья, но как быть, когда незримый оппонент сидит в твоей собственной голове?!
Проклятая Башня. Мрачный родовой замок Сент-Иво, превратившийся в склеп. Это его стены давят на психику, порождая мерзкие голоса.
Нет выхода, говоришь? Не останусь я тут, не видать тебе моего трупа, ясно?! – Фрост уже на полном серьезе разговаривал сам с собой, словно действительно спятил от внезапного раздвоения личности.
А оно было. Голос совести, или очнувшейся от беспробудной спячки души не возникает сам по себе, у каждого следствия есть причина его породившая. Анжи не привык анализировать собственные поступки, иначе он бы вспомнил о том, что говорил ему Драйв относительно видоизмененных нейросетей, сопряженных с его имплантом, и взаимосвязал бы его слова с собственными мыслями, желаниями, возникшими в тот страшный миг, когда он стоял напротив целившего ему в лоб киборга.
Это был ключ, явно высказанное желание, открывшее его разум для той информации, что была блокирована в генетически измененных нейросетях.
В его рассудок вливался не яд: под напором обстоятельств он сам востребовал понятия, резко расходящиеся с его собственным стереотипным образом мышления.
Существовала иная сторона жизни, понимание которой пытались привить ему психологи, оставшиеся на далекой космической станции. В случае с Фростом это не являлось насилием, поэтому начавшийся процесс оказался столь шокирующим. Внутри очнулась душа, огляделась по сторонам, ужаснулась… но не забилась в угол, а начала втолковывать Фросту, что кроме дикого, взрастившего его Аллора, нищих кварталов, злобы, ненависти, есть иная жизнь, которая проскользнула мимо, не замеченная подростком, вынужденным в постоянных схватках отстаивать свое право на каждый вдох…
Не твоя вина Анжи, что ты родился в таком месте. И не говори, что все уже кончено, прозреть можно всегда и порой лучше сделать это поздно, чем никогда…
– Заткнись!… – Прорычал он.
Он чувствовал что сейчас сойдет с ума, его рассудок лихорадочно искал выход, но не находил его.
Все заперто, нет пути ни вперед, ни назад, как в этой проклятой Башне запечатанной суспензорным полем.
Даже отсюда? – Мысленно усмехнулся Фрост, уже не надеясь, что голос исчезнет из его головы.
Ну и что? Думали, конечно.
Фрост на секунду задумался.
Действительно, как насчет дренажных систем или специально проложенного тоннеля, на случай экстренной эвакуации? Если размышлять здраво, то вход в него должен располагаться где-то тут, на уровне цоколя…
Пока с Фростом происходили странные и чрезвычайно болезненные метаморфозы, Драйв был занят поиском резервного центра управления исполинским комплексом.
Его стремление имело под собой вполне практическую почву: как и Анжи он понимал, что нужно выбираться отсюда, но его мысли текли в ином направлении, – он привык манипулировать данными, компьютерными схемами и исполнительными системами, предпочитая решать злободневные вопросы, сидя в кресле за компьютерным терминалом, а не разгребая руками наносы оранжевого песка, скопившиеся на полу родовой усыпальницы семьи Сент-Иво.
Сориентироваться в огромной, изрядно пострадавшей Башне было сложно, но, пользуясь сканирующими системами кибермодулей, Дрейк после методических усилий все же распутал сложную паутину работающей локальной сети комплекса, определив местоположение ее центрального узла.