— Еще бы, — ответила Вика, — надоели вылощенные толстосумы, а Владик чист, как листок бумаги, пиши на нём что хочешь. Лепи из него что хочешь. Кроме того он очень сексуален.
— А что же муж, не возражает против ваших романтических свиданий? — спросила Татьяна.
— Что ты, — ответила Вика, — он у меня ревнивый, как мавр. Если он узнает, что я ему изменяю, он и меня придушит, и моего любовника не пощадит! Обоих закопают где-нибудь на дачном участке!
Всё это Вика сказала весело, словно говорила о своей свадьбе в Лас-Вегасе или прогулке на яхте по Средиземноморью. Непонятно было — шутит она или говорит серьезно. Татьяна взглянула на её лицо искусно подтянутое косметологами и поняла — не врет, точно муж — Отелло. Видимо Рублево-Успенской жене доставляет удовольствие испытывать страх разоблачения, кровь адреналин выбрасывается и чувства обостряются.
— Сам-то муж мой, конечно, мне не очень-то верен и я это знаю, — продолжила Вика. — Стиль жизни у них, магнатов, такой. Договора заключают в бане, а где баня, там у них и девки голые. Но я уже привыкла, даже не ревную. Он сейчас в Сибири, у него там вышки нефтяные, скукота и вечная мерзлота. Нет, скорее всего, меня муж пощадит, меня он любит, а вот любовника убьет точно! Застрелит его из пистолета прямо в сердце!
Татьяна представила как нефтяной магнат убивает её дальнего родственника из пистолета и ей показалась, что она будет виновата в его смерти. Как потом объясняться с тетей Зиной из деревни Пятки почему она её сына, который к Татьяне поехал в Москву, не уберегла?
— А я вообще-то поехала к вам, чтобы с Алмазом и с тобой сфотографироваться, — продолжала болтать Вика, — у меня с собой телефон с фотоаппаратом, давай сфотографируемся.
Татьяна промолчала, даже не шевельнулась. Виктория поняла в чем дело, что Татьяна сейчас никак не фотогенична, слегка стукнула себя по лбу ладонью и спросила:
— А давай я потом заеду к тебе, когда у тебя синяки пройдут, сфотографируемся…
— Я завтра уезжаю в Турцию, — ответила Татьяна, — навсегда! И квартиру эту продаю!
— Да ты что? — удивилась Виктория. — А как же твои поклонники? Ты обманываешь меня, что тебе в Турции делать, там все по-турецки поют: «Ой, мама шике дам, шике дам!». Разыграла меня, да, разыграла?».
Татьяна зажмурила глаза, чтобы показать как ей надоела назойливая трескотня жены нефтяного магната. И тут сам Владик заглянул в комнату и сказал, обратившись к Вике:
— Слышь, ты, это… пошли на кухню, вмажем…
Вика с восторгом повернулась к Татьяне и радостно сказала ей:
— Ты слышала как он со мной разговаривает? Он даже имени моего не помнит! Непроходимый, ты мой, иду, иду к тебе!
Она встала с кровати и виляя бедрами подошла к Владику. Повисла у него на шее, потом повернулась к Татьяне и сказала:
— Я вообще в этом клубе, где его нашла в первый раз была. Гляжу, а Владик сидит такой одинокий в углу в серебристых плавках. Я к нему и подсела, положила ему руку на материю, а он со страху икнул. Забавно, да?
Татьяна ничего забавного в этом не находила, не могла и понять — шутит ли Вика насчет ревнивого мужа или же говорит правду. В конце концов — ей какое дело до Владика? Позавчера она вообще его не знала, а теперь почему-то должна заботиться о его безопасности. Он уже взрослый мальчик, сам должен за свои поступки отвечать. Ясно, что для Вики Владик — новая игрушка, может быть, и не дойдет дело до разборок с мужем, быстро он ей надоест и то, её сейчас умиляет очень скоро начнёт раздражать. Видно же второе имя Вики — непостоянство.
— Тань, а ты шампанского? — спросил Владик.
— Отстань, — сказала Татьяна, — дайте мне отдохнуть…
Владик прикрыл дверь и исчез вместе со своей пассией. Какое-то время они еще похохотали на кухне, потом хлопнула входная дверь и наступила тишина. Татьяна не верила своему счастью, ей показалось, что все ушли, что она опять одна в своей квартире, что никто не бродит по ней, не шумит, не скандалит и не ломает телевизоры. Татьяна приподняла голову от подушки, еще не веря своему счастью и тут же из кухни раздался бархатный тенор Алмаза, который напевал заглавную арию своего нравоучительного мюзикла.
— В одних живет бог, в других дьявол, а в третьих, только глисты, может быть, ты не на тех поставил, разберись с кем ты?
— О, горе мне, — в сердцах сказала Татьяна и рухнула на подушку.
Краб и Матвей Спичкин подъехали к дому, в котором счастливо жил с женой до вчерашней роковой ночи известный телеведущий. Подъезжать близко не стали, остановились так, чтобы можно было выехать в случае опасности. Матвей показал Крабу окна квартиры. Свет в них не горел, черные рамы смотрелись траурно. Свет вообще мало где горел, люди спали, но Матвею почему-то показалось, что именно его окна смотрятся, как незарытые могилы на кладбище. Он вздохнул и пальцем показал Крабу из машины на окна.
— Сейчас мы оба выйдем, — сказал Краб, — я зайду в подъезд, посмотрю — опечатана ли квартира. Ты жди меня за углом. Если квартира не опечатана, то я тогда позвоню в дверь на всякий случай. Если никто не откроет, то спущусь за тобой.
— А если там засада? — спросил Матвей.