Москвич в Южном городе

Отсюда, из далекого Южного Города, все происходящее в столицах видится суетным, ненужным, странным, но милым. Вчера вечером наблюдал татарского музыканта, играющего на домбре (или что-то в этом роде). У него не хватало пальцев на руке. Вокруг, нежась в осеннем тепле вечернего Южного Города, стояли последние туристы и местные жители. Музыкант играл что-то фольклорное, и от этого мне казалось, что он играл здесь всегда. И десять лет назад, и сто лет назад, и даже при греках. Сидел в центре агоры, пиликал, приплясывал, а голые греки в белых накидках слезливо вздыхали и спрашивали, почему он не посылает свои стихи в столицу Эсхилу. Музыкант прекращал играть, закуривал (наверняка в древности тоже что-нибудь курили, нельзя писать музыку и стихи и не курить), обводил древних греков печальным взглядом и отвечал, что этому графоману Эсхилу он не отправит даже туалетную бумагу. Древние греки понимающе кивали седыми головами, бросали древнегреческие монеты с изображением Одиссея и Гефеста и медленно шли к своим женам, которые уже приготовили им черноморскую ставриду и барабульку.

Я вспомнил столицу и понял, что по приезде в Южный Город что-то неуловимо изменилось во мне. Мне почему-то стало мучительно жаль всех москвичей, мне стало казаться, что в Москву попадают случайно, возможно, даже насильно, что большинство попавших с удовольствием уедут к морю или в деревни, или в Сибирь, но просто не имеют для этого возможности или сил, или смелости.

Я вдруг представил, что каждое утро мэр Москвы усталый и измученный приходит в свой кабинет и не может понять, что он здесь делает. Мэра уже с утра раздражают москвичи, раздражает погода, ему не хочется руководить, его тянет на дачу в осенний подмосковный лес, на теплую печку, к коту, расстегаям и парному молоку. «Бедный, бедный, мэр», – думал я и никак не мог понять, что же изменилось у меня в душе.

Вадим

Рассвет в южном городе прекрасен и скоротечен. Я вышел на крыльцо, покурил, покормил кота Басю, который стремительно метнулся к моим ногам, стоило открыть входную дверь. Надо ему купить кошачьего корма, а то он за неделю съел весь запас моих сосисок.

Оделся, пошел по улице Пушкина в кафе купить круассан и выпить кофе. В 07:20 она обычно пустынна, но тут я услышал, что кто-то меня зовет. Дорогу перегородил огромный бритый мужичара.

– А ну иди сюда, – грозно сказал он.

Я оглядел себя с головы до ног. Нащупал в кармане тысячу рублей. К мужичаре идти не хотелось. Как даст по голове кулаком величиной с арбуз, и моя работа будет заказывать мне венок. Но я подошел. Мужичара засопел и вынул из-за пазухи котенка:

– Котенка хочешь?

Я осмотрел улицу Пушкина, по которой в разные стороны шныряли десятки, если не сотни, кошек и котов. Взглянул на мужичару и покачал головой.

– Не хочешь? Жаль.

Мужичара задумался и произнес:

– Тогда давай сигарету.

Дал ему сигарету. Он расплылся.

– Жаль, – говорит, – хороший котенок, смелый, у нас еще пять штук. Бери.

– Нет, – отвечаю, – спасибо, мне на работу.

– Меня Вадик зовут, я тут живу, если котята нужны, заходи.

Попрощался с Вадиком и пошел на работу.

Бармен

В подвале, куда я захожу после работы выпить стаканчик, стены расписаны греческими мозаиками. Греки собирают виноград, греки поют песни, танцуют. Говорят, раньше были и фривольные эротические работы, но власти предержащие после ряда эксцессов их убрали. Я в вине не разбираюсь, поэтому полностью доверяю барменам. Подошел к барной стойке и говорю:

– Мне вина хорошего, полусладкого.

– Полусладкое хорошим не бывает, – уже удивительно, задумался.

– Тогда коньяка.

– Неправильный ответ, – бармен как-то весело подпрыгивает.

– Не понял, – ну я честно не понял, с какой стати я должен угадывать, что мне пить.

– Если вы хотели полусладкого, то вам нужен портвейн. Сегодня привезли хороший портвейн.

Бармен подмигивает.

– Хорошо, сто пятьдесят грамм.

– Не сто пятьдесят, а двести.

– У меня нет денег на двести.

– Я налью в долг.

Бармен открывает амбарную книгу и записывает на меня долг.

– Закусывать будете?

– Шоколадку.

– Опять неправильный ответ, – мне опять плохо. Чем ему не угодила шоколадка?

– Сыр? Дорблю? – гадаю как могу.

– Нет, оливки и только с косточкой, только с косточкой.

Книжный моего детства

В Южном Городе я нашел книжный магазин моего детства. Не эти помпезные торговые сети Москвы и Питера, с эстрадой, кофейнями и вечерними выступлениями, а просто книжный. Я вошел в просторное светлое помещение и уловил запах книг. Так пахли страницы Майн Рида, Жюля Верна и Луи Буссенара. Теперешние книги так не пахнут. Они все какие-то белые, штампованные, в целлофане и 18+.

В книжном было пустынно. За столом в центре полок с книгами, стоящими до потолка, сидел седоватый старичок, который представился Игнатием. Под его столом сидели полосатый серый кот с зеленым ошейником и белая грязная собачонка без ошейника. Игнатий расположился у плазменного телевизора и переключал каналы.

Я осмотрел полки и охнул.

– Можно потрогать?

– Трогайте, трогайте.

Игнатий радостно вскочил и подбежал ко мне.

– Что читаете?