Москва в очерках 40-х годов XIX века

– Да ведь ты, помнится мне, сказал, что она пропала вместе с матерью.

– Так точно, сударь; а это дело вот какое…

И Саввушка, не утаивая ничего, без малейших прикрас, рассказал всю историю Саши, прибавив в заключение, что для выручки несчастной его любимицы требуется сто рублей, о которых он и просит почтеннейшего благодетеля.

Василий Пантелеевич внимательно выслушал его, погладил бороду и повел такую речь:

– Пустое ты затеял, Саввушка. Девчонка-то, видно, того… с изъяном. Да ведь еще три года хлебом кормить ее, пока жених выищется, да и какой дурак возьмет без приданого? Из каких же доходов поведешь ты эту канитель?.. Теперь касательно суммы, что ты просишь. Сто рублей не сто копеек: их на полу не подымешь и на ветер бросать не приходится. Ты думаешь, что у нас денег и куры не клюют; как же, держи карман-то. Шея одна у нас золота, да так золота, что и головы поднять нельзя.

Ты смотришь, что в лавке товару много: а посмотри-ка в книге-то, сколько наставлено крестов, долгов-то. Уж это такое колесо заведено. Сегодня я поверю, а завтра мне отпустят на слово. А все-таки того и гляди, что вылетишь в трубу, сядешь на черный камешек… так-то, любезный! Конечно, богачу сто рублей плюнуть стоит; а мы люди маленькие.

– Батюшка, Василий Пантелееинч, да я к вам в кабалу пойду, душу свою заложу. Расписку какую угодно возьмите… на гербовой бумаге…

– Эх, правда, что без ума голова шебала. Первый, что ли, год ты на свете живешь? Сегодня таскаешь ноги, а завтра богу душу отдал, какая же тут кабала? Документ с тебя возьму – ладно. Ну а вдруг я банкрут, на черный-то камешек сяду: что скажет конкурс про твой документ? Дураком меня все назовут; в благодетели, скажут, полез, а долгов не платил. Вот оно что!.. Да брось ты, сделай милость, эту блажь. Девчонке, знать, на роду написана такая участь. Не одна она. Мало ли их – всех не повыдашь замуж.

Саввушка со слезами бросился на колени перед рассудительным Васильем Пантелеевичем.

– Благодетель, не оставьте!.. Вам бог сторицею воздаст… На вас вся моя надежда! Не доведите меня до греха – руки на себя наложу, если не выручу моей дочки… Меня совесть замучит. Бог на мне спросит… Батюшка, Василий Пантелеевич! у вас свои детки есть, хоть для них-то помогите!

– Нет, никак не могу, – сказал он, подумав, – времена нынче крутые. Десять рублей, так и быть, изволь…

– Некуда мне девать их, – печально отвечал Саввушка, – я не милостыни прошу у вас, а милости; заслужил бы ее… Прощения просим, Василий Пантелеевич, счастливо оставаться!

– Да постой на минутку, выпей чайку чашечку. Поразговоримся, и полегче будет, и выкинешь из головы эту историю…

Саввушка с безмолвным поклоном вышел из лавки.

«Куда теперь идти? Ведь как надеялся-то: как на каменную стену! А добрый человек, нечего сказать: нищим всегда подает, и ласковый такой… Правда, сто рублей не шутка: да ведь сделай он таких дел два-три, вот и купит себе царствие небесное…»

Но на что же тебе, Саввушка, сто рублей? Ты бы просил сколько следует – сорок-то, он, может быть, расщедрился бы на половину; нашелся бы другой добрый человек на столько же, и дело в шляпе.

«Толкуйте вы! Как на что? Да куда я повернусь с сорока-то рублями. Ведь это надобно отдать одному хозяину. А если он добром не возьмет, придется силой заставлять, ну а силу-то собрать следует. Понимаете?.. Это раз. Потом: на сухой хлеб, что ли, посажу я мою Сашу? Чай, избаловалась, к сладенькому кусочку привыкла. А салопчик-то сшить на какие деньги. Я бы как куклу разодел ее – живи только, голубочка, не лезь в петлю. И выходит, что и ста-то рублей еще мало. Ну разумеется, я, слава богу, не без рук, стал бы работать день и ночь… Ах, господи, господи!.. Постой, дай попытаюсь, схожу к этому барину… как бишь его… Архаулов, Владимир Петрович. Славный барин, на водку сколько раз мне давал. Когда это я шил двое брюк его людям? Да с полгода тому. Еще помню, Парфен, человек-то его, сказывал мне тогда, что они на днях невесту в лотарею разыгрывали… то есть, известно, не невесту самое, а приданое… – Да, Владимир Петрович барин настоящий, знакомитый. Круг-то какой у него заведен, тузы-то к нему ездят! А дом-то – палаты. Как это давеча не пришло мне в голову!.. Ну-ка, господи благослови!»

И Саввушка почти бегом пустился на Покровку.

Дом господина Архаулова действительно был барский, выстроенный для привольного житья одного семейства. Но владелец его, несмотря на то что считал себе под сорок, оставался холостяком. Жил он, впрочем, весело и открыто, пользуясь всеми преимуществами своего одиночества, например, ежедневным выездом в клуб, правом возвращаться за полночь, участвовать в приятельских parties de plaisirs и тому подобным. До нас, однако, это не касается. Довольно сказать, что он был человек не без значения и не совсем дюжинный, потому что где-то числился на службе и по мере своих сил старался не отставать от века.