Читаем Москва и жизнь полностью

Впрочем, во всем этом проявлялась одна особенность, в связи с которой наша заботливая врачиха особенно волновалась: дети традиционных общин играли в опасные, но выверенные обычаем игры. Мы же, будучи сынами не только послевоенной разрухи, но и научно-технического прогресса, изобретали новые формы риска и добавляли к известным опасностям неизвестные.

<p>Выстрелы и взрывы</p>

Рядом с нашим бараком стоял старый сарай, в нем мы с братом Сергеем разводили кур. Мы их продавали на Зацепском рынке у Павелецкого вокзала. Туда отнесли красного петуха-красавца и на вырученные деньги купили килограмм сахара. Было это в году 47-м, после отмены карточек. На вырученные деньги купили самодельное ружье без бойка с медным стволом и прикладом, привинченным к стволу. Купили это ружье у соседа, рукодельного мальчишки возраста моего старшего брата по кличке Линусик. Он жил в нашем бараке на втором этаже. Семья его считалась интеллигентной, моя мама служила в ней нянькой и вместе с хозяевами переехала, кажется, из Уфы в Москву.

К этому ружью подходили охотничьи патроны моего отца. Взял я без спроса один такой пустой патрон 16-го калибра, набил его наполовину порохом, наполовину дробью. Попросил одного парня из ремесленного училища сделать боек, все остальное необходимое для стрельбы приделал сам. Получился патрон убойной силы.

Собрал публику и во главе ребят с этим ружьем пошел к водокачке. Рядом с ней находился кирпичный сарай с железной дверью. Поставил перед ней ржавый лист. Отошли все от этой мишени метров на двадцать, я прицелился и сделал выстрел. Меня здорово шибануло. Очнулся на земле. Публика разбежалась. Ствол разорвало, и он стал похож на цветок лилии.

Пришел в себя, и первая мысль: «Кого я убил?»

Стал смотреть – вроде все целы.

Вообще-то пальнуть всегда тянуло: может, война закончившаяся действовала, может, инстинкт какой-то – не знаю. Только желание стрельнуть было неистребимо, прямо чесотка какая-то, честное слово. У нас дома охотничье ружье в комоде хранилось. Мать ушла на работу, а комод не заперла. Хотя, замечу, в доме никто ничего не запирал. Высока была ответственность членов семьи друг перед другом.

Не могли мы с младшим братом удержаться от соблазна, когда ружье вдруг оказалось незапертым, прихватили его – и в погреб. Странно теперь, но почему-то он располагался рядом с выгребной ямой. Забрались мы в него, зажгли свечу – и как шандарахнули!

Народ вокруг перепугался, соседи подумали, что снаряд взорвался. Но это нас не остановило. Перебежками вернулись в дом и из форточки бабахнули из второго ствола по вороне, что сидела на дереве напротив окна. И так случилось, что женщина одна в это самое время белье развешивала. Бросила все и с диким криком «Грабят!», «Убивают!» кинулась в дом. Потом, убедившись, что бандитов нигде нет, она потихоньку пересекла двор, схватила свой таз – и пулей обратно. А вскоре выяснилось, что стреляли «бандиты» Лужковы, хоть мы и замели следы – ружье почистили и спрятали, рожи состроили постные, невиновные. Но разве родителей обманешь! Так что святая расправа ждала нас после возвращения с работы матери и отца.

Хотите еще про «взрывы»?

После войны они стали, собственно, делом обычным. Только ленивый не «тиснет» снаряд с Павелецкой-Товарной, куда приходили с фронта платформы с подбитыми германскими танками и машинами, только полный придурок не сумеет разобрать фашистский трофей. Происходили взрывы обычные, холостые, бывали «большие», с наполнителями. На все существовали свои отработанные рецепты и методики.

Первая задача состояла в том, чтобы, конечно, разобрать снаряд и достать порох. В немецком трофее он располагался, как правило, в виде маленьких стерженьков. Их следовало грамотно распределить: что на взрыв, что на «дорожку» огня. Только новичок делал «дорожку» недостаточно длинной, а потом отбегал как сумасшедший, еле успевая спрятаться. Профессионал отходил достойно, у него времени хватало на все.

Во-вторых, наполнитель. Я любил карбид. Его находили много в то время. В разных местах без разбору вываливали кучи гашеной извести, где всегда находились кусочки, еще способные «булькать».

Что в-третьих – кто скажет? Правильно, дым. Значит, нужна ацетатная кинопленка. Ее тоже валялось немало на свалках. Методика предписывала туго свернуть, обернуть бумагой, конец бумажного свертка поджечь, огонь затоптать. Тогда долго-долго дымит. Получается мощнейшая дымовая завеса.

Итак, теперь вы все знаете. Начинаем! Лужа, карбид, порох, дымовая завеса, дорожка из пакетиков – поджигаем…

…Бабах!!

И чем сильнее «бабах», тем больше ты себя уважаешь. Радостней на душе. Впоследствии, когда все, о чем я сейчас расскажу, уже случилось, никто не мог вспомнить, кому, собственно, пришла в голову дурацкая рационализаторская идея – мол, зачем разбирать-то снаряд? Можно и так: положим его в костерчик? Кто против? Никто. Ладно. Сделали бруствер. Развели огонь. Сунули туда снаряд. Спрятались…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии