Московский упырь

– И князь Михаил Скопин-Шуйский? Вы ведь даже меня нацеливали на него! А потом он вдруг неожиданно стал мечником – и надобность в его убийстве отпала. Теперь он вам не мешает… Постойте-ка! – Юноша закусил губу. – Это что же, значит…

– Вот именно! – глухо расхохотался Овдеев. – Совсем скоро я получу думный чин! Не от этого царя, так от следующего…

– Что?!

– И стану во главе всего Земского двора, а это власть, почет, сила! И заметь – всего я добился сам. Сам! Я ведь из худородных, как, впрочем, и ты… Отец мой, обедневший дворянин, запродал меня в холопы… О! Как надо мной издевались! Били каждый день, однажды чуть было не сожгли… впрочем, не буду рассказывать.

Глаза Овдеева вдруг засверкали, голос зазвучал громко и страстно, чувствовалось, что ему давно уже хотелось выговориться, быть может, даже подсознательно оправдать себя. Наверное, эти слова он не один раз уже мысленно повторял сам себе, и вот сейчас явно был рад неожиданно представившейся возможности… на что и рассчитывал Иван.

– Я был умен с детства, – хищно раздувая ноздри, продолжал Овдеев. – Быть может, будь я глуп, меня бы не задевало ни чванство, ни грубость, ни непроходимая тупость сильных мира сего. Сам посуди, я достиг известных чинов благодаря лишь собственному уму, силе, способностям, добирался к власти трудно и долго, да что там говорить – положив на это целую жизнь! А какой-то глупый недоросль получает все на блюдечке! Просто так! Потому что он – из знатного и древнего рода. Может быть – тупого, злобного, выродившегося, но древнего. Все должности заполонили эти тупые ублюдки! Справедливо? Нет. И я решил… в детстве еще решил: если представится случай, восстановить попранную справедливость. Не только для себя восстановить, но и для таких, как ты, Иван, для таких, как люди из твоего «отряда». Жаль, что ты слишком поздно это понял. А мы ведь могли быть вместе!

– Как с Ондрюшкой Хватом? – скривил губы Иван.

Овдеев кивнул:

– А, ты и это знаешь.

– Догадаться несложно. В приказе явно был соглядатай, – слишком уж многое утекало. Оставалось лишь вычислить – кто.

– Умен, умен, – покачал головой Ошкуй. – Честно говоря, жаль, что ты не со мной. Жаль. И даже сейчас ничего не просишь.

– Ты все равно не поверишь… – Иван отбросил в сторону холодную вежливость.

– Верно. По сути, ты уже мертвец. Хочешь еще что-то спросить?

– Не спросить, – Иван улыбнулся. – Сказать.

– Ну, говори, говори…

Пленник прищурил глаза и заговорил негромко, чуть слышно, постепенно повышая голос:

– Ты говорил о местничестве. Все правильно говорил, хорошо… Конечно, несправедливо, чтобы какой-то дундук занимал важную должность лишь по праву рождения. Это вызывает недовольство и зависть. Да-да, именно зависть. И не простую, а смешанную с той дикой злобой, что всегда ходит рука об руку с завистью. Это как раз твой случай, Овдеев! Ты ведь не просто убивал людей – ты делал это жестоко, наслаждаясь страданиями! Вскрывал грудные клетки, вырывал внутренности, срезал жир. И чем дальше, тем больше тебе это нравилось. Да и приятно было, и совесть оставалась спокойной, – всегда хорошо чувствовать себя защитником справедливости. Только нельзя защищать справедливость кровью, смертью и людской болью! Зачем ты их мучил, Овдеев?

– Хотел вызвать ужас… И вызвал! – Ошкуй гулко захохотал, показав желтые, похожие на медвежьи клыки, зубы.

– К тому же – колдуньи и ворожеи неплохо платят за людской жир и внутренности, – негромко заметил Иван. – Постепенно ты привык убивать, Овдеев! Тебе стали доставлять наслаждение чужие муки – вот почему ты убил и утопил в ручье несчастных детей – Антипа и Кольку, вот почему хотел расправиться с Архипкой, вот почему…

– Они меня видели! – визгливо перебил Овдеев. – Могли узнать!

– Ловко ты нас провел тогда с выстрелом, помнишь? Ловко… А сын купца Евстигнеева? Он-то тебе чем помешал? Просто, как Архипка, попался на глаза в нужных условиях? И ты не смог устоять… да и хотел ли?

– Заткнись! – подскочив, Ошкуй закатил пленнику звонкую оплеуху.

Иван дернулся, сплевывая на пол кровь.

– Ишь, разговорился, – с ненавистью бросил Овдеев. – Ты знаешь, что будешь умирать долго?

Пленник молчал.

– И не только ты, но и твоя супруга… Мой человек давно затаился в амбаре на твоей усадьбе.

– Ондрюшка Хват? – Иван усмехнулся.

Ошкуй кивнул:

– Он. Впрочем, тебе от этого знания никакой пользы… Сейчас я займусь тобой… сейчас, сейчас…

– Может, покажешь напоследок маску? – вскинул глаза юноша. – Ну, ту самую, медвежью. Любопытно было бы посмотреть. Кстати, откуда она у тебя?

– От дядюшки-помора… х-ха… Покойника. Согласись, совсем иное дело, когда вместо обычного убийцы жертва в свой последний момент видит перед глазами страшного зубастого оборотня – ошкуя! – Овдеев гулко захохотал, и в его смехе слышался смертный приговор Ивану. – Хочешь посмотреть маску? А не слишком ли ты любопытен? Впрочем, что ж – изволь…

Отвязав от пояса ключ, Овдеев подошел к стоявшему у стены большому, обитому железными полосками сундуку, запертому затейливым замком. Оглянувшись, подмигнул жертве и, со смехом открыв замок, откинул крышку…