Говорю — по счастью, ибо иначе жить бы нам всем теперь в единой социалистической Европе под диктатом Москвы, служить «промышленной базой мирового социализма». По крайней мере — до полного краха СССР. Да ведь и все развитие событий могло пойти иначе, если бы этот гамбит удался Горбачеву: и в самом СССР процесс распада мог существенно замедлиться, опираясь на «стабилизацию» в Европе и перекачку из нее средств. Спрашивается: почему же Запад, США со своей вроде бы консервативной, даже антикоммунистической администрацией так жаждали этой «стабилизации», а попросту сказать спасения советского режима?
Допустим, Бейкер был неграмотный, напыщенный, самовлюбленный дурак, мечтавший о каких-то глобальных структурах «от Ванкувера до Владивостока», зодчим которых он станет («доктрина Бейкера»). Помню, на одной конференции я даже предложил ввести единицу измерения политической безмозглости — «один бейкер» (рядовой «человек с улицы» измерялся бы в «миллибейкерах»). Он даже в разгар кровавого советского шоу в Бухаресте на Рождество 1989 года заявил, что отнесется «с пониманием, если СССР введет свои войска в Румынию, чтобы помочь восставшим противникам Чаушеску». А новую, просоветскую политику США после встречи в верхах на Мальте он объяснял тем, что «Советский Союз изменил свою позицию, отойдя от политики подавления и диктата к политике демократии и перемен». Это говорилось в тот момент, когда советская армия громила демократическую оппозицию в Баку, положив там несколько сот человек (к чему Бейкер тоже отнесся «с пониманием»). Но ведь Бейкер был не одни, а простой глупостью это не объяснишь. В том-то и трагедия, что такую же безмозглую позицию занимали тогда практически все западные правительства, в том числе и консервативные.
И правда, даже Рональд Рейган, столь успешно начавши экономическую войну против СССР, практически свернул ее во второй срок своего президентства, особенно с 1987 года. Словно не веря собственному успеху, и Рейган, и Тэтчер принялись играть в несвойственные им игры «поддержки реформаторов» в Кремле, даже не задаваясь вопросом — откуда они там взялись? Сами собой отпали ограничения на утечку технологии, на займы и кредиты. К концу 1987 года OECD отмечала: «в настоящее время ежемесячный долг СССР достиг 700 млн. долларов», а общий долг советского блока вырос с 1984 года на 55 %.
«Как это ни удивительно, по мере возрастания долга условия его выплаты становятся мягче (…) средний процент выплаты долга Советским Союзом упал с 1 до 0,15 пункта выше лимита Либора. Бразилия выплачивает не меньше 0,75 пункта выше лимита Либора».
Президент Буш и его администрация лишь продолжили эту тенденцию «сползания в детант», доведя ее до логического абсурда, когда Горбачева уже «спасали» от народа: от шахтеров, от демонстраций демократической оппозиции, от порабощенных коммунизмом наций, требовавших своей независимости. Как и войну в Персидском заливе, «холодную войну» прекратили чуть раньше, чем требовалось для победы, оставив всех нас в худшем из возможных вариантов: и злодейский режим недобит, и страна разрушена, а у деморализованного народа уже нет сил, чтобы завершить недоделанное. Да в чем-то и еще хуже — по крайней мере, курдам не приходится выслушивать сказок о спасителе человечества Саддаме Хусейне, а этому последнему все-таки не додумались дать Нобелевскую премию мира…
Так что же произошло с нашими бывшими союзниками по борьбе с «детантом», с убежденными, казалось бы, антикоммунистами? Новинка кампании «гласности и перестройки» заключалась в том, что партия, которая 70 лет строила свою власть на основе коммунистической догмы, спасала теперь эту власть, демонстрируя «антикоммунизм». Это и было рассчитано на антикоммунистов, которым Кремль как бы предлагал на заказ любые изменения. Запад же ломал голову: что бы еще такое от них потребовать?
«Пусть сперва выпустят Сахарова, освободят политзаключенных, тогда и поговорим».
Выпустили. Освободили.
«Теперь пусть уйдут из Афганистана».
Ушли.
«Ну, если они издадут Солженицына, тогда действительно…»
Издали.
Просто чувствовалось, как тяжело, с натугой работают мозги западных мыслителей, пытаясь нащупать критерий отличия нормальной страны от тоталитарного режима. Оказалось вдруг, что никто об этом раньше не задумывался, и каждый из них изобретал теперь свой критерий, удовлетворив который Москва получала себе еще одного союзника. Наконец, высказалась и команда президента Рейгана, по тем временам считавшаяся самой «оголтелой»:
«Пусть сломают Берлинскую стену».
Что ж, сломали и стенку.