В случае положительного решения этого вопроса советская сторона сохранит за собой право контроля за идейно-художественным решением фильма на всех этапах его создания. К написанию сценария и съемкам фильма могут быть привлечены крупнейшие советские и американские кинематографисты. На этих условиях представляется целесообразным осуществление советско-американской постановки указанного фильма.
В целях ее практической реализации на данном этапе необходимо провести переговоры и подписать предварительное соглашение с Ф. Копполой, что можно осуществить в период его пребывания на 9-м Международном кинофестивале в Москве в августе с. г.
Прошу рассмотреть.
Председатель Госкино СССР
Ф. Г. Ермаш
Я не выяснял, сделал ли Ф. Коппола этот фильм, но искренне надеюсь, что не сделал, что какое-нибудь обстоятельство этому помешало. Горько представлять себе этого замечательного режиссера создающим фильм о разоружении под «идейно-художественным» контролем кремлевских «крестных отцов». Но остается бесспорным: ни пресса, ни бизнес, ни общественные деятели, ни деятели культуры западного мира не уберегли свою невинность. И, хотя коммунизм рухнул, они-то остались столпами общества, его истеблишментом. Это они кричат теперь громче всех о том, что «холодная война» кончилась, но никак не хотят назвать проигравших. Как раз когда я пишу эти строчки, Би-Би-Си передает серию программ о «холодной войне», а я слушаю и поражаюсь их цинизму все те же имена, те же клише об «антикоммунистической паранойе», о «маккартизме», о бедной интеллигенции (западной, конечно), столь пострадавшей от преследований. Ни тени раскаяния, ни малейшей попытки переосмыслить свое прошлое, ни крупицы честности. И невольно вспоминаются строчки Галича:
При всем своем цинизме удивительно наивен тот, кто полагает, что можно перешагнуть через горы трупов и реки крови да и пойти себе дальше, не оглядываясь, как ни в чем не бывало.
7
Так кто же победил?
Так завершается эта война, из всех войн в нашей истории, наверное, самая странная. Она началась без деклараций, а кончилась без фейерверка. Мы даже не знаем точных дат ее начала и конца и, хотя она, возможно, унесла больше жизней, чем Вторая Мировая, не хотим подсчитывать, сколько. Ей не воздвигнут монументов, не зажгут вечного огня на могиле ее неизвестного солдата. Хотя в ней решалась судьба всего человечества, ее солдат не провожали с оркестром и не встречали с цветами. Видимо, это была самая непопулярная война из всех, что мы знаем. По крайней мере, с той стороны, которая вроде бы победила. Но нет ликования даже по поводу ее конца. Побежденные не подписывали капитуляцию, победители не получали наград. Напротив, именно те, кто вроде бы проиграл, диктуют теперь условия мира, именно они пишут историю, а те, кто вроде бы победил, смущенно молчат. Да и знаем ли мы, кто победитель и кто побежденный?
Любое, даже не слишком значительное происшествие в нашей жизни непременно расследует какая-нибудь комиссия. Тем более, если погибли люди. Разбился ли самолет, произошло ли крушение поезда или авария на предприятии — и вот уже спорят эксперты, проводятся анализы, выясняется степень виновности конструкторов, строителей, обслуживающего персонала, контролеров и инспекторов, а то и правительства, если оно имело к этому хоть малейшее отношение. И непременно расследуется всякий вооруженный конфликт между государствами. Но конфликт, продолжавшийся самое меньшее 45 лет (а возможно, и все 75), затронувший практически все страны мира, стоивший десятки миллионов жизней и сотни миллиардов долларов, да к тому же, как утверждалось, чуть не приведший к гибели земного шара, не расследуется ни одним государством, ни одной межгосударственной организацией.
Любое, даже мелкое преступление подлежит в нашем мире расследованию, суду и наказанию. Военные преступления исключения не составляют. Я уж не говорю о трибунале в Нюрнберге и о всех последовавших за ним судах, вплоть до наших дней обязанных рассматривать преступления пятидесятилетней давности. Но вот пример более свежий: война в Боснии еще и не кончилась, а уже создан международный суд для расследования преступлений, совершенных в этой войне. И опять исключение составляет лишь наша странная война, которая — не поймешь, то ли кончилась, то ли нет еще, то ли мы победили, то ли проиграли!