Читаем Московский полет полностью

Я отвернулся к стенке, а Аня поднялась с кровати и выглянула в окно. – Кар-р-р!!! – сказали там в третий раз. Она тронула меня за плечо: – Это тебя.

– Меня??? – проворчал я со сна, встал и подошел к окну. Солнце уже ярко лупило сквозь листву деревьев.

Прямо под окном, на цветочной клумбе, сидели два моих вороненка.

– Кар-р-р! – радостно сказали они, увидев мое заспанное и недовольное лицо. Затем взлетели на нижнюю ветку ближайшей сосны, нагнули головы набок, посмотрели на меня сверху вниз и сказали снова: – Карр!

И, трепыхнув крыльями, перелетели на высокую ветку, а оттуда…

Дальше я их не видел, потому что восходящее солнце било мне прямо в глаза. Но я слышал, как они, улетая все дальше, кричали мне издали: – Кар!… Кар!…

– Это они с тобой попрощались, – сказала мне Аня. – Ну да? Интересно, как ты догадалась? – сказал я и толкнул ее в кровать.

Если Бог позволит мне перед смертью вспомнить хотя бы несколько «живых картинок» из того «волшебного фонаря», который называется Жизнь, я вспомню Аню, стоящую с мороженым в руках на фоне закатного солнца в двери болшевского коттеджа.

<p>31</p>

Теперь я ехал в свое прошлое. По пыльному шоссе Энтузиастов, сквозь смрад выхлопных газов грузовиков, автобусов и легковых машин. Был вторник, первое августа, начало очередной рабочей недели. И здесь, в стороне от центра, Москва еще больше напоминала мне Ближний Восток. Но уже не Израиль, а Бейрут, что ли? Пыль, жара, разбитые мостовые, дома с обвалившейся штукатуркой, рев грузовиков с деревянными, как во время второй мировой войны, кузовами. Но это была Москва 1989 года. По радио звучал голос Горбачева, он выступал на сессии Верховного Совета:

– Раньше нас абсолютно устраивала тенденция перекладывать всю ответственность за сложившуюся ситуацию из центра на места, а оттуда по-иждивенчески валить все на центр. Вместе с тем последние события показали, что многие местные органы ждут, когда будет принят новый закон. С учетом того, что им сейчас надо больше заниматься хозяйством, брать на свои плечи ответственность в практическом плане, в том, чем сейчас пока оперативно занимаются партийные органы…

– Болтун! – прокомментировал водитель такси. Я промолчал. Два года назад, собирая материал для своей последней книги, я прочел и прослушал десятки стенограмм и магнитофонных записей выступлений Горбачева в Норильске, Красноярске, Мурманске, Владивостоке и других городах. И обнаружил, что эти выступления на 90 процентов состоят из занудной консервативно-партийной демагогии, неотличимой от речей Лигачева или передовых статей «Правды» десятилетней давности. Словно сидит внутри Горбачева чучело старого, малограмотного и косноязычного коммунистического сыча, набитое, как опилками, речами Суслова, Брежнева, Андропова, – сидит и вещает с трибун голосом Горбачева. И только тогда, когда этот сыч забудется, заснет или не найдет в своей пыльной башке опилки коммунистических цитат, только тогда, неожиданно, в диком контрасте со всем остальным текстом, вдруг прорываются слова и мысли самого Горбачева. Живые слова и живые мысли…

– Остается еще один вопрос, – сказал по радио Горбачев. – О том, чтобы на воинов-афганцев распространить льготы, которые мы относим к участникам Великой Отечественной войны, и, в частности, по вопросам медикаментов и проезда в транспорте…

– Ну-ну! – нетерпеливо пригнулся к «Спидоле» водитель Ему было лет тридцать, и он вполне мог служить в Афганистане. А старенький радиоприемник «Спидола» лежал перед ним на панели рулевого управления, привинченный к ней самодельными металлическими скобами.

– Прежде, чем принимать решения, – продолжал Горбачев, – думаю, мы должны товарищам афганцам, которые здесь выступили, сказать от имени Верховного Совета, что их постановка вопроса является правильной…

– Да не тяни резину! – сказал мой шофер. – Будут льготы иль нет?

– Они выполняли свой долг, – сказал Горбачев. – Все, что им поручено было государством, страной, они делали честно. Здесь нет предмета для дискуссий. Поэтому этот вопрос уже ясен…

– Еще бы! Конечно, ясен! – согласился шофер. – Теперь вернемся к Закону, – сказал Горбачев. – Думаю, что в силу остроты и специфичности проблемы со льготами для воинов-афганцев мы поможем нашему правительству, изыскать возможность включить в ее решение новые источники финансирования, чтобы с 1-го января решить этот вопрос…

– Тьфу, е-мое! – выругался шофер. – Вечно он так! Схватит за яйца и тянет! Ни то, ни се… Вот ваша Вторая Кабельная. Какой вам номер дома?

– Где Кабельная? – спросил я, похолодев. Потому что и сам увидел табличку на угловом доме: «Вторая Кабельная». Но той, старой, Аниной Второй Кабельной улицы тут не было! Не было желтых послевоенных двухэтажных домов-коробок, окруженных старыми липами. На их месте стояли две башни-двенадцатиэтажки – точно такие, как на Бескудниковском бульваре. А рядом с ними, как раз на месте дома номер 28, в котором жила Анина мама, была пыльная пустота обнесенная рыжим строительным забором.

– Ну? – нетерпеливо сказал шофер. – Вам какой дом-то?

Перейти на страницу:

Похожие книги