Московский лабиринт Минотавра

- Зачем? - вяло удивился тот. - Наши потребности не так велики, и Матильда вполне справляется с домашним хозяйством. Один водитель и охранник, которые при случае подменяют друг друга, разве этого не достаточно для двоих?

Слово «двоих» так остро, больно резануло слух Петра Даниловича, что ему с трудом удалось сохранить невозмутимое выражение лица.

- Тебе виднее, - согласно наклонил он голову. - А жена не жалуется на отсутствие развлечений? Все-таки в Рябинках бывает довольно тоскливо. Соседей в обычном понимании нет, друзья и знакомые остались в Москве, ей даже поболтать не с кем.

- Феодоре не скучно, папа, - ответил Владимир, и его глаза округлились, стали неподвижными, горящими, скрытыми огнем.

«Тьфу ты! - сплюнул про себя в сердцах господин Корнеев. - Ну и взгляд! Неужели он что-то заподозрил? Да нет! Не по силенкам ему».

- Ты не части с приездами, - произнес отец вслух. - Мама только расстраивается от твоих визитов.

Владимир промолчал, неопределенно повел плечами. Петр Данилович поймал себя на том, что тяготится обществом сына. Сидел бы уж в своих Рябинках!

- Если матери станет хуже, я тебе сообщу, - сказал он. - Вы-то там здоровы?

- Да, все в порядке.

«Какой-то он неживой, - подумал Корнеев-старший о Владимире. - Отвечает, будто механическая шкатулка. Даже голос изменился. Каково-то Феодорушке с таким мужем?»

И снова пришла на ум мысль, что не годится Владимир ей в мужья и что смешон, нелеп такой брак.

- Из тебя, парень, слова не вытянешь! - рассердился вдруг Петр Данилович.

- Ты же сам учил меня не выпендриваться.

- Ладно, - махнул рукой отец. - Иди с богом!

Сам подумал: «Будто черная кошка между нами пробежала. Владимир и раньше не отличался сыновней любовью, а сейчас совсем чужим стал. Все из-за Феодоры. Любовь к женщине попирает голос крови! Получается, я вижу перед собой не родного сына, а соперника. Более счастливого! Соперника…»

- Мы с тобой не соперники, папа, - сказал Владимир, повергая отца в шок.

Тот не сразу пришел в себя, опомнился. Сына в гостиной уже не было. Он ушел, а Петр Данилович и не заметил, как это произошло.

***

Москва. Октябрь

- Полина Дмитриевна? - обратилась Ева к болезненной, бледной женщине, одетой в теплый халат бордового цвета. - Вы мама Олега?

Женщина сидела в больничном холле, как они и договаривались, с робким ожиданием поглядывая на входящих. При имени покойного сына ее глаза покраснели и наполнились слезами.

- Вы только не расстраивайтесь, - произнесла Ева пустую, ничего не значащую фразу. Как может не расстраиваться мать, недавно потерявшая ребенка? - А то мы не сможем поговорить.

- Вы правда проводите исследования о влиянии подземелий на душевное здоровье?

- Я врач, - соврала Ева не моргнув глазом. - И хочу, чтобы трагедия, которая произошла с вашим Олегом, не повторилась с другими молодыми людьми.

Как еще она могла вызвать мать Хованина на откровенность?

- Думаете, эта авария случилась из-за его увлечения путешествиями под землю? Но ведь автомобильные катастрофы - не редкость.

- Поэтому я и решила изучить этот аспект психики человека, - сыпала Ева терминами. Чем меньше Полина Дмитриевна поймет, тем большим почтением проникнется к «докторше». - Длительное пребывание в подземных тоннелях может притуплять реакции, угнетать восприятие и отвлекать внимание настолько, что, выбравшись на поверхность, люди чувствуют себя не в своей тарелке. Мы, психотерапевты, называем это состояние «эффект крота».

Ева тараторила, удивляясь своему красноречию и неуемной фантазии. Хованина втянулась в игру, она невольно попалась в силки, ловко расставленные собеседницей.

- Действительно… на Олега ведь никто не наехал, - подтвердила Полина Дмитриевна. - На трассе не было аварийной ситуации. По крайней мере, так объяснили ребята из дорожно-патрульной службы. Олег сам слишком сильно разогнался, не сумел рассчитать и на повороте врезался в ограждение. Боже мой! Надо было запретить ему эти подземные вылазки! Но он и слушать не желал. В последние годы сын очень изменился… разительно! Я просто в недоумении. Что-то начало происходить с ним года полтора-два тому назад. Господи! Как же я раньше не замечала? В детстве Олег бывал неуравновешенным, и я даже показывала его специалисту, но тот меня успокоил, сказал, что все в пределах нормы. Да! Мальчику нельзя было бродить по этим страшным подвалам и тоннелям. Я его и ругала, и запрещала, и отговаривала - безрезультатно! Ну а когда он вырос, тут уж и вовсе перестал реагировать на мои замечания. Эдик, это мой племянник, постарше Олежки, тоже пытался его вразумить. Никакого толку! Будто весь смысл жизни - под землей, а не на земле. Вот так: растишь, растишь ребенка, дрожишь над ним, ночей не спишь, когда болеет, заботишься, а он, едва на ноги встанет, перестает с тобой считаться. Хочет быть сам по себе!

Полина Дмитриевна беззвучно заплакала. Слезы градом катились по ее впалым щекам, и Ева испугалась сердечного приступа. Если Хованиной станет плохо, мнимую «докторшу» попросят выйти вон, и ей не удастся ничего узнать.