Московский лабиринт

Рука «смирного» быстро заскользила по моему бедру, Я проворно вскочила и подошла к столику, взяла стакан с пивом:

— Ваше здоровье, мальчики.

Какой-то хмырь со значением погладил моё колено. Пока они ещё сдерживаются. Всё-таки я — собственность Джона. Вот только не знаю, надолго ли хватит у них терпения.

Ну, что там рыжая? Сколько можно подбирать ключ к щитку? Еще немного, и придётся дырявить им головы прямо при ярком свете. Пятерых завалить, может, и успею, но остальные сделают из меня решето…

Попробуем по-другому.

— Жарко тут у вас, ребята.

Фраза, как и предполагалось, вызвала оживление.

— Чего ж ты, Леночка, в курточке паришься? — радостно сверкнул золотым зубом один из них.

— Стесняюсь, — капризным голоском уточнила я.

— Да что ты, здесь все свои! — ободряюще поддержали остальные.

Я томно вздохнула и чуть-чуть потянула замок змейки вниз. Дальше процесс застопорился.

— Вот если б вы погасили свет…

— Эт мигом! — выпалил самый нетерпеливый. Но перейти от слов к делу он не успел.

Глава 7

Где-то наверху раздался металлический лязг, послышались шаги. Со стороны лестницы. Спустя секунду наружная дверь распахнулась. На пороге, щурясь от яркого «неона», стоял плечистый мужик кавказской внешности.

Кавказец скользнул по мне вопросительным взгядом:

— Что за дэвка?

Повисло молчание. «Лбы» недоуменно на меня вытаращились. Моя улыбка застыла на лице, словно приклеенная.

Джон, Джон… И чего тебе, уроду, стоило явиться минут на десять позже?

Я медленно полезла за пистолетом. В этот момент свет погас.

Дрожащими пальцами выдернула из кармана «ночники».

— Бэрыте сучку! — заорал кавказец. — Махмуд, Сэм — провэрьте щиток!

Они потянулись ко мне на ощупь. Только я была уже совсем не там, где пару секунд назад.

— Держу, держу её! — завопил один.

Послышались глухие удары.

— О-ой… Ах ты, падла! Шиз, помоги! Вырывается бл…дь!

Я наконец-то надела «ночники» и со злорадством обнаружила, что трое бандюков, вцепившись друг в друга, катаются по полу.

В следующую секунду кто-то сзади налетел на меня и крепко облапал, радостно выдыхая вместе с перегаром:

— Мужики! Здесь…

Закончить он не успел. Вздрогнул ГШ. Звук — словно щелбан кому-то отвесили. Хороший шелбан, до самых мозгов.

Я оттолкнула труп. Минус один.

Самый умный из них достал из тумбочки лампу на аккумуляторах. Это зря. Пара щелчков. Нет лампы и нет бандита. Минус второй.

В соседней комнатке вспыхнул карманный фонарик и сразу грохнуло несколько полновесных выстрелов. Толстый громила свалился в проходе. Фонарик погас. Рыжая и Мак не дремлют. Молодцы!

Минус три.

Это легче, чем в тире. ГШ раздает щелчки, словно расшалившийся школьник на перемене. Всё больше неподвижных тел, всё «веселее» дергаются оставшиеся. Нервы у них не выдерживают, и они вслепую палят из пистолетов. Иногда попадают. Друг в друга. К пивному перегару и табачному дыму добавляется густой запах крови.

Минус…

Сильный удар в спину, я падаю. Опять удар. Во рту солоноватое, теплое…

Отползаю за кресло, с трудом переворачиваюсь.

Джон и еще один стоят надо мной. Оба в «ночниках». Непослушной рукой я пытаюсь поднять вывалившийся пистолет.

Следующий выстрел пробивает мне локоть. Это больно…

— Лэжи, сука, — негромко цедит Джон. — Кто тэбя послал?

Чёрный зрачок ствола пристально смотрит мне в лицо.

Вздрагивает… Чуть в сторону. Тело опять отзывается вспышкой боли. Он прострелил мне вторую руку.

— Я маму твою имел, — кривится Джон. — Все скажешь.

Уцелевшие бандюки на ощупь крадутся вдоль стены к двери, которая ведёт наружу. Сейчас им плевать и на своего вожака, и на его разборки. Лишь бы вырваться из пропахшего смертью подвала.

А кавказец поднимает мой ГШ. И вместе с напарником осторожно приближается ко входу в соседнюю комнату.

Там, в темноте, затаились Катя и Мак. Слепые и беспомощные. Свет! Они должны включить свет!

Я пытаюсь крикнуть, но вместо крика получается шепот.

В руках у Джона граната.

— Свет! — выдыхаю вместе кровью. Нет, не услышат…

Кавказец оборачивается и лыбится уголком рта. Кажется, понял. Зрачок пистолета снова заглядывает мне в глаза. В последний раз.

Выстрелы раскалывают тишину. Но у него же глушитель?.. Почему, судорожно нажимая спуск, кавказец оседает на пол? С перекошенным, мертвеющим лицом…

Пули свистят надо мной и рвут в клочья мягкую обивку кресел. В ответ на щелчки ГШ громогласно разговаривает «стечкин». Откуда-то из угла комнаты.

Напарник Джона в разбитых «ночниках» уже уткнулся головой в диванный валик. А кавказец все стреляет. Даже мертвый. Пока есть пули в обойме.

Тишина.

Кто-то ползёт ко мне, тихо зовет:

— Таня…

Это не Мак и не рыжая.

— Таня…

Я могу только простонать в ответ.

Он склоняется над мной. Лицо, покрытое едва присохшими ранами. Шея, руки в бинтах. Я знаю это лицо… Наверное, у меня бред…

— Ты пришла. Ты послана нам…

Он прикасается ко мне, чувствует под пальцами кровь и вздрагивает:

— Все будет хорошо…

Неясное шевеление в наваленных посреди комнаты телах. Он оборачивается и стреляет. Кажется, опять не промахнулся.

— Слепень… Ты видишь… в темноте?

— Я слышу, Таня. Я привык.