Московская плоть

Участникам церемонии были загодя розданы экземпляры сценария предстоящего торжества. Гвоздем программы значился поцелуй Невесты. И хотя Малюта предусмотрительно снабдил новобрачную анодированным платиной воротником из высоколегированной стали, искусно скрытым шарфом из органзы, ничего исключить было нельзя. Кроме того, предстояло вручение подарков новобрачным – украшений, которые участникам церемонии и гостям следовало цеплять прямо на облачение Невесты. С царевичем долго голову не ломали: вишлист жениха состоял из одного пункта – «ножички». Судя по количеству гостей, вес подарков угрожал превысить пару центнеров. Только несведущие позволяют себе так безапелляционно утверждать, что украшения женщину, а мужчин оружие – не отягощают.

Ария Грязного перекликалась с арией Марфы – царской невесты. С двух сторон к пьедесталу вели молодых: Фофудьин сопровождал царевича, Параклисиарх вел Невесту, поглядывая, чтобы «подружки» не приближались к ней на расстояние укуса.

– Коронуются царевич Уар, Димитрий Углицкий, и объявленная жена его, избранная Мать ночной Москвы – Марья Моревна! – провозгласил Параклисиарх, вознося над головой жениха Большую императорскую корону – главный экспонат Алмазного фонда, выданный ему утром под роспись Фофудьиным, когда стало известно, что ювелирный завод оскандалился: на изготовленных специально для церемонии коронах перед должен был обозначаться крупными буквами «М», символизирующими мощь московского комьюнити. Но кто-то из ювелиров, памятуя, что корон заказано две, решил, что «М» на короне царевича означает «мужская», поэтому на второй короне он, в оговоренной технике, исполнил букву «Ж».

Каждый гость, прикрепляя к платью Невесты свой подарок, откусывал один бриллиант со звезды на его лифе в качестве трофея, на память о торжественной церемонии, участником и очевидцем коей ему довелось быть. Затея эта представлялась совершенно дикой и выглядела глумливо, из чего каждому становилось понятно, что авторство сей процедуры принадлежит дамам Бомелия, пытающимся таким образом облегчить себе доступ к телу Невесты с вполне понятными намерениями.

Церемония набирала обороты, наэлектризовывая атмосферу клуба приближающейся кульминацией. Многочисленные зарубежные делегации после утреннего торжественного возложения венков в бункере лосиноостровской Кремлевки шумно сглатывали слюну, учуяв ароматы особым образом приготовленной кровяной колбасы, кольца которой монбланами и эверестами загромождали свадебный стол. Основными ингредиентами сего деликатеса являлись кровь добровольных жертвователей из числа первого эшелона московского списка Forbs и дефицитная гречка. Никакого чеснока, естественно, колбаса не содержала, а пикантности ей придавали сушеные помидоры, соленые анчоусы, тмин, измельченная зелень цикуты и черной белены. Мизансцену окаймлял блистательный ряд взволнованных вампироманов с плитками подарочного гематогена в руках, ожидающих доподлинного приобщения по случаю коронации, но интрига момента заключалась в том, что на самом деле на пиру их вместо приобщения выпивали из горла́. Им была уготована роль заздравной чаши – вполне в традициях широты и удали московских гуляний.

Бледную до голубизны Невесту мутило от запахов и страха. Она едва держалась на ногах под грузом украшений, и только рука Уара, поддерживавшего ее под локоть, не давала девушке осесть на затянутый шелком пьедестал. Жених во фраке с газырями для ножичков был настроен легкомысленно, чему немало способствовала привычная для него атмосфера клуба. Поддерживая Невесту под руку, он пальцами щекотал ее ладошку. Но от безумной усталости тактильные ощущения у девушки уже отсутствовали.

Улыбаться в этой среде было не принято, так как обнаженные зубы, по вполне понятным причинам, считались знаком агрессии. Так что не напрасно дивились иностранцы неулыбчивости московских лиц. Однако Жу-Жу и Митрофания, наплевав на приличия, откровенно скалились, приводя Невесту в трепет.

Церемония шла своим чередом, пока Малюта не заметил, что к пьедесталу с новобрачными приближается Вечный Принц, и в руках его колышется незапланированное пойло в золотой братине.

Врешь! – подумал Параклисиарх, вмиг вспомнив «Царскую невесту». – Второй раз у тебя этот номер не пройдет! Но прежде, чем лоб Бомелия встретился с кулаком Малюты, запоздавшим на мгновение из-за короны, которой были заняты его руки, Бомелий случайно или нарочно поскользнулся на жемчужном шелке пьедестала и вписался лицом аккурат в шею Невесты. По шарфу из пепельной органзы побежала струйка крови, а Вечный Принц взвыл и уронил братину, расплескав ее содержимое, которое пузырилось теперь и с шипением проедало безобразные дыры в шелке на глазах у замершей в приступе панического страха публики. Так на средневековых пирах никто из гостей не мог быть вполне уверен, что вернется домой живым.