Московская плоть

Доковыляв в кромешной тьме по сугробам до обозначенного на схеме места, Передельский воткнул у входа в каменоломню прихваченный из дома колышек от старой палатки, привязал к нему конец отмеренной загодя веревки и, кинув клубок за пазуху, шагнул в темный каменный зев. Припасенный фонарик, висевший на груди, освещал летучих мышей, битое стекло, пластиковые бутылки, мусор и испражнения. Журналист крепко сжимал в руках кайло, перехваченное в положение «товсь!». Чем глубже он продвигался, тем громче и беспокойней верещали и хлопали крыльями летучие мыши. Но чуйка подсказывала Передельскому, что главный враг в таких местах – человек. Когда веревка размоталась полностью, корреспондент «Московских слухов» стал сантиметр за сантиметром изучать стену подземелья по левую руку, как было указано в схеме. На глаза попадались только матерные слова и вполне современные граффити, из чего следовало, что каменный заповедник временами обитаем. Наконец он смог различить глубоко высеченную звезду на поверхности одной из плит этого загаженного лапидария. Звезда приходилась аккурат на левую глазницу черепа, вписанного креативным граффитчиком в поясной девичий портрет. Передельскому стало до дрожи в коленях неприятно, что сексапильные девичьи стати венчал омерзительный и неуместный череп. И вообще вся эта композиция с древней звездой в современной черной глазнице вызвала в нем горячее желание покончить с ней разом. Плиту, согласно инструкции, следовало разбить, и Передельский, сфотографировав прежде в нескольких ракурсах объект целиком и звезду в режиме макросъемки, ринулся лупить кайлом что было сил. С третьего удара каменная плита с мерзким граффити разлетелась в мелкие брызги, как будто кайло попало в точку напряжения, и явила нишу, в которой журналист увидел глиняную емкость с залитой сургучом крышкой. Под сводами каменоломни пронесся чей-то горестный вздох, в темные недра метнулась неясная тень и растворилась во мраке. В тот же миг журналист чуть не оглох от высокочастотного мышиного писка. Передельский не верил своим глазам. Но, как говаривал его прадед, красный командир, вспоминая порубленных шашкой врагов, глаза боятся, а руки делают. Руки корреспондента лихорадочно делали снимок за снимком, затем схватили кувшин и запихнули его за пазуху.

Нахлобучив капюшон и прижимая к животу найденный артефакт, Передельский бросился к выходу сквозь ультразвуковое плотное мышиное месиво.

Дома Передельский погрузился в изучение архива. С трудом продирался он сквозь «яти» и архаичный канцелярский слог ветхих рукописных страниц, и каждая строка повергала его в шок, объясняя ему то, что давно казалось нелогичным и нескладным. А теперь вдруг обрело смысл, мотив, повод, причину и скрытую пружину сегодняшнего развития событий и положения дел. И такая вдруг ясность снизошла на Передельского, и такой ужас обуял его от этой леденящей ясности, что стало понятно: он попал. И как бы ни закончилась история с архивом, ему лично – молодому и почти красивому, хорошему человеку и блистательному, но неоцененному профессионалу, живым из этой истории не выбраться. Единственное, что могло его спасти, – это как можно более скорый эфир на рейтинговом канале и деньги, чтобы после эфира унести ноги быстро-быстро и далеко-далеко.

Несмотря на поздний час, Передельский решил сделать пару судьбоносных звонков, а потом поужинать и лечь наконец спать, чтобы этот странный день поскорее закончился.

Ровно в полночь с субботы на воскресенье на прикроватной тумбочке председателя правления Фонда «За выживание и развитие человечества» вздрогнул и пополз увесистый, как булыжник, Vertu Pure Silver Constellation, колотя по ее матовой поверхности гладким брюхом. Святослав Рувимович неловко нашарил литое вибрирующее тельце и ткнул пальцем в клавишу. В трубке затрепыхался взвинченный голос:

– Господин Фофудьин, это Передельский, только не отключайтесь, вы себе этого никогда не простите, я отвечаю! Скажите, я когда-нибудь беспокоил вас по пустякам?

– Передельский, ты сдурел? – возмущенно прошипел Святослав Рувимович, чувствуя, что супруга проснулась, а значит, придется пойти на кухню и прикурить сигарету. – Ты на часы смотрел?

– Да какие часы, Святослав Рувимыч! Не тот случай, уж вы мне поверьте! Это НЕЧТО! Вы поняли?! Меня реально грохнут, если вдруг…

– Про «денег» – даже не начинай, – тут же отрезал многоопытный Фофудьин, нашаривая тапочки и прикрывая трубку рукой. – Извини, дорогая, эти идиоты, ты не представляешь…

– Это вы не представляете! – без тени смущения заорал в трубку расслышавший ремарку председателя Передельский. – Это новая принцесса Диана! Или убийство Кеннеди, если не хуже! Такое да хоть сам Рейтер оторвет, без малейшей попытки опустить, я отвечаю! Деньги мне нужны на обеспечение сохранности артефакта и личной безопасности!

– Не ори, а? – страдальчески морщась, попросил Святослав Рувимович, включая освещение над барной стойкой. – Какое мне дело до сенсаций? Я же не масс-медиа. А денег в Фонде мало. Я тут думаю даже от клининга в бекофисе отказываться со следующей недели…