Московская плоть

– Самое печальное в нашей вечной жизни – это тоска по ушедшим смертным, к которым мы были привязаны. Поэтому ради сохранения наших рядов нам следует приобщать близких нам смертных доподлинно. Потому что ряды врагов множатся, влияние их растет, и нам пора озаботиться новой стратегией и тактикой. Все завоеванные ранее позиции во многом держались на непререкаемом и абсолютном авторитете Мосоха. А теперь он уходит.

Маша, занятая Внуком, не очень вникала в содержание речи Бомелия, но она показалась ей как минимум странной. Какая мышь? Какое комьюнити? Какие смертные? Какой Мосох, в конце концов?..

Бомелий распорядился внести телеграммы-соболезнования. Кавайная девушка в наколке выкатила золотой сервировочный столик, заваленный правительственными телеграммами, помеченными двуглавыми орлами и гербами прочих государств. Пока их зачитывали, публика расслабилась, зазвенела фужерами, зашушукалась. Две дамы – молодая и постарше, сверкая драгоценными линзами, неприязненно косились на Машу. Но девушке в тот момент ни до кого не было дела, кроме Уара, у которого подкашивались ноги и стучали зубы. Машенька жалела, что не догадалась взять с собой валерьянку.

Наконец под сводами особняка разлилось пение, которое несведущий человек мог бы назвать ангельским. Верхнее освещение погасло, погрузив место действия в полумрак, лишь черные хрустальные бра тускло мерцали в дальних пяти углах. Тени выросли и колыхались у гроба. Из сумрака выдвинулся на авансцену человек в темных непроницаемых очках.

– Параклисиарх… – прошел шелест среди публики.

И Маша узнала немолодого господина, наблюдавшего за нею из «хаммера» в паркинге офиса ее строительной корпорации. Но обдумать это совпадение девушке помешали быстро развивающиеся события вечера, больше похожего поначалу на вечеринку с пьяным диджеем.

Параклисиарх – глава службы безопасности холдинга ЗАО МОСКВА держал в руках, затянутых в белые перчатки с раструбами до локтя, поднос с большими старинными ножницами. Внука и его Невесту вытолкнули к гробу. Только теперь девушка заметила странный шелковый шнур, привязанный к гробу в головах у покойного. Пение под сводами постепенно переходило в ультразвук. Неожиданно Маша заметила кошачий волос на лацкане покойника, который колыхался от его дыхания. Она хотела крикнуть, что дедушка жив, но в этот момент Внук повалился, а перед ней оказались ножницы.

– Ну что же ты?! Вставай, родненький! Люди же смотрят! Ты же должен что-то сделать с этими ножницами… – шептала Маша, поддерживая и прислоняя Внука к открытому гробу.

Рука в белой перчатке вложила ножницы в трясущиеся руки Внука. Ультразвук давил на перепонки с чудовищной силой и жестокостью восточной казни. Мария держалась из последних сил.

– Ппо…моги… – икая, указал Внук на шелковый шнур в изголовье гроба.

Марья Моревна, поддерживая Уара одной рукой и прижимая к лафету коленкой, другой рукой ухватила шнур и буквально вложила его в раскрытые ножницы. Но Внука колотило так, что он не мог их сжать. И тогда Маша что было сил, резко сжала концы ножниц обеими руками.

Отрезанный шнур взлетел вверх, и в тот же момент через отверстие в потолке рухнул вниз осиновый кол и вонзился в грудь Мосоха. Машенька закричала от ужаса. Ей показалось, что из пробитой груди старца брызнула во все стороны кровь. Но брызги вдруг оказались летучими мышами, которые, хлопая крыльями, устремились под потолок и вылетели через отверстие. За ними стремительно взвился кот, но, не успев схватить добычу, брякнулся в пустой гроб. А пищащая стая взяла курс на лосиноостровскую Кремлевку, где в бункере неясного назначения, частично заполненного грунтовыми водами, ей было даровано обрести наконец покой и отдохновение.

В тот же момент в ночной морозной мгле вознеслось над куполами храма Христа Спасителя воронье и уплыло черной небесной льдиной куда-то на северо-восток.

15

С утра Фофудьин и Малюта угощались в Сандунах, занюхивая свежепомытую московскую плоть распаренным березовым веничком. Вчера председатель, не рискнув осложнять церемонию, так и не рассказал Параклисиарху о журналисте с его злополучной находкой, а сегодня, чувствуя свою вину, он решил предварительно задобрить начальника службы безопасности и подсластить горькую информационную пилюлю собственным бонусом. Посещение членами комьюнити Сандуновских бань с некоторых пор строго регламентировалось графиком, исключения составляли лишь специальные бонусы за особые заслуги. Сандуны являли собой сугубо праздничную, особо деликатесную трапезную московских.

Поскольку камеры видеонаблюдения, которыми снабжены были Сандуны в целях безопасности, не фиксировали членов комьюнити, туда вне графика хаживали только Митрофания с Жу-Жу. Дамы не только столовались там без ограничения, но и прислушивались к болтовне элитных клиенток, соривших инсайдерской информацией, почерпнутой ими от мужей и любовников. Информация сия позволяла корректировать политику московских и выстраивать ее наиболее целесообразно.