Морской сундучок

Я открыл дверь рулевой рубки и оступился. Темень! Только с переборки смотрели на меня зелёные цифры часов.

Потом кто-то прошёл мимо:

— Не спится?

Капитан! Голос его я узнал сразу.

— Не спится, думается потихоньку, — ответил я.

— О чём? — Капитан говорил чётко, отрывисто, как отдавал команду.

— Как пойдём…

Капитан усмехнулся.

Он может и не ответить. Это уже капитанское дело. Но он вдруг спросил:

— А вы бы как пошли?

— Я бы югом.

— Так я и знал, — рассмеялся капитан. — Пальмы, острова, акулы…

— Конечно! Да и веселей, — признался я. И вспомнил светящийся лайнер по пути в Японию.

— А хорошо бы, а, Атлас Вогизыч? — сказал в темноту капитан, и из штурманской рубки выбежал почти мальчишка, лобастый третий штурман. — Сколько мы в прошлом году с вами из Европы югом топали?

— Сорок пять суток! — отчеканил парнишка.

— Повезло вам, — как-то радостно позавидовал капитан. — Из училища и сразу в такой рейс. Всю Африку и Азию обошли!

Я посмотрел на штурмана: не штурман, а штурманёнок. А ничего себе «Атлас» — весь атлас обошёл.

— Небось с детства экватором бредили, а? — спросил капитан.

— Не-а, и не думал! — весело сказал штурманёнок.

— А как же на море попали?

— Случайно, — ещё веселей вспомнил Атлас Вогизыч. — Дружок говорит: «Поехали в морское училище». А я у себя в Татарии моря никогда и не видел. Подумал и согласился. Стали сдавать экзамены. Я сдал, а он сплоховал. Он — домой в степи, а я — в море.

— Повезло! — сказал капитан. — А я всю жизнь мечтал о море. Учился в школе — думал о море. Работал в шахте, а в голове — море! Тоже юг, пальмы, корабли… — И вдруг он крикнул: — Десять влево!

— Есть десять влево! — ответил вахтенный.

Перед самым носом теплохода во тьме замигал фонарик.

Наверное, заплутал какой-нибудь японский рыбак. Ползает без огней — того и гляди, налетишь.

Лодка быстро стала отгребать в сторону, а капитан скомандовал:

— Наблюдать! — И повернулся ко мне: — А там, на юге, на каждой миле пароходов и лодок — как такси на улицах. Туда-сюда! Ни матросам, ни штурманам ни сна, ни отдыха. — И усмехнулся: — А отдыхать-то всем надо. И нам с вами тоже. Пошли по каютам!

Я спустился в каюту. Прикрыл иллюминатор, лёг и тут почувствовал, как гудят руки.

КАК ДОПРАШИВАЛИ БОЦМАНА

На следующий день Никоныч в вязаной шапочке с помпоном выглядывал за борт, смотрел, как перекатываются по воде молочные хлопья тумана, и гудел:

— Ну, проклятущий, вот проклятущий! Палубу из-за него никак не покрасишь!

— Из-за кого, Никоныч? — спросил Витя.

— Да из-за тумана! Лягушки по палубе скоро запрыгают!

— Ну уж у вас запрыгают!

— Всё равно не люблю я его.

— Будто я люблю!

— Ты — это одно. А я-то всё равно больше твоего не люблю, — сказал Никоныч и сел на перевёрнутый ящик.

Витя мне подмигнул: увидеть Никоныча сидящим в рабочее время — дело редкое. Сейчас что-то расскажет.

Я бросил тряпку в ведро и пристроился рядом на бочке.

— Камень Опасности знаете? — спросил Никоныч.

— А как же!

— Так вот, лет сорок назад сели мы на него брюхом. В трюме пробоина, под нами глубина, а тут как тут самураи. Они тогда на Южном Сахалине хозяйничали. Согнали под оружием всех на берег — и пытать: «Где советские войска, какое у них оружие?» Капитана били-били — молчит. Они кричат: «Боцмана!» Притащили меня в штаб, стали допрашивать — я молчу. Предложили сигареты, а я говорю: «Не курю!» Тогда один молодой офицерик закурил сам и сигаретой мне в глаз. Один-то у меня окалиной побит, так он в другой прицелился… Я хоть раньше никогда никого пальцем не трогал, схватил табуретку: «Ну, сейчас они меня уложат, но и я их всех переломаю».

Я посмотрел на руки Никоныча, усмехнулся: таким кулаком приложишь — все винтики-шурупчики разлетятся!

— Разбежались японцы по углам, побоялись… И стали остальных допрашивать. Всех били, допрашивали… — сказал боцман. — А уж когда приехали за нами наши представители из посольства, самураи такими хорошими прикидывались! Конфетами угощали, вино наливали. Тоже тумана напускали. Только мы ни к чему не прикасались!.. — Боцман прищурил глаз и сказал уже тише: — Народ-то японцы неплохой, работящий. И моряки хорошие, и рыбаки. Да ведь сидит среди них где-то и тот фашист. Он ведь молодой был. Так что ходить по Японии я хожу, глядеть — гляжу. Где-нибудь он, офицерик, среди тумана да вынырнет. Вот так! Такая с туманом история.

— Да, история — хоть капитану рассказывай! — заметил Яша.

— Это точно! — поддержал его Витя. — Хотя капитан не истории любит, а историю. Вот любит! И знает назубок. Где какое сражение, какая морская битва.

— Ага! — подхватил Яша. — По рубке ходит, а на горизонте, поди, видит Трафальгар или Синоп.

— Смотри-ка! И ты сечёшь в этом деле? — поддел его Витя.

— А как же! С каким капитаном плаваю! От капитана на судне вся музыка, — сказал Яша.

СКОЛЬКО ЕЩЁ ДО АМЕРИКИ?

Ночью я стоял рядом с вахтенным и всматривался в чёрные с белыми гребешками волны, когда капитан вошёл в рубку.

— Что, не терпится Америку увидеть? — спросил он.

— Не терпится, — сказал я.

— Ничего, — рассмеялся капитан. — Скоро начнётся: «Дорого-дёшево, дорого-дёшево».