Морской скорпион

Разумеется, он был уверен, что она не имела с его товарищем никаких отношений, кроме чисто дружеских. У Сергея, во всяком случае, ни разу не возникло никакой тени ревности или недоверия к дружественности их отношений. И вот через год их знакомства и переписки Сергей приехал в Москву сдавать экзамены и довольно часто встречался со своим товарищем.

В тот день они по телефону договорились о встрече, и, когда Сергей пришел к Венечке домой, дома его не оказалось. {140} Мать его пригласила Сергея в комнату, сказав, что Венечка выскочил куда-то. Это было на него очень похоже. В последнюю минуту после звонка он мог спохватиться, что назначил кому-то свидание где-нибудь неподалеку от своего дома, и побежать туда.

Сейчас явится с какой-нибудь девицей, думал Сергей, похаживая по комнате. Взгляд его упал на письменный стол, где лежало раскрытое письмо. Именно потому, что почерк был до удивления знаком Сергею, он, не думая ни о чем, как-то машинально пытаясь понять, почему этот почерк ему так знаком, прочел одну фразу, которой кончалось письмо: «Смотри, чтобы Сергей как-нибудь случайно не прочел…»

Это было письмо его девушки, его возлюбленной! Оглушенный случившимся, Сергей отошел от стола и сел на диван. Минут двадцать или тридцать он посидел на диване, друг его не приходил, и он потихоньку вышел из дома и больше никогда туда не приходил, хотя иногда, случайно, они продолжали встречаться. Ни Сергей, ни Венечка никогда не затевали разговора об этом письме, и Сергей вообще не знал, знает ли Венечка о том, что он видел это письмо.

Дважды после этого он получал письма от своей девушки, но, так и не ответив ей, он постарался о ней забыть. Как много он об этом думал, как часто перебирал в уме случившееся, так и не сумев разобраться до конца…

— Ты должен был прочесть это письмо…

— Я не мог… Мне было бы ужасно стыдно читать его…

— Но если бы ты знал, что твой друг никогда не войдет в спою комнату, ты бы прочел его?

— Да, я бы прочел его обязательно.

— Значит, дело не в том, что тебе стыдно было бы читать письмо, адресованное не тебе, а стыдно было бы, что твой друг догадается об этом?

— Да, хотя я сознательно никогда не читал не адресованных мне писем, если мне их не давали читать…

— Значит, ты не прочел письмо потому, что тебя ужасала мысль, что тебя застукают за чтением письма?

— Да. Или по выражению моего лица он догадается, что я читал это письмо…

— Но подумай, только ли это тебе мешало прочесть письмо?

— Нет, не только…

— А что еще?

— Интуитивная боязнь узнать что-то такое о ней, может быть какую-то интрижку, одним словом, что-то такое, что унизит нашу любовь и вынудит меня порвать с ней…

— Но ведь ты и так порвал с ней?

— Да, но это потом. Уже в результате осознанной обиды, оскорбленного самолюбия я порвал с ней… Но тогда была именно эта боязнь потерять ее, узнав о ней что-то унижающее.

— А может, еще какие-то соображения были?

— Да, наверное, было еще одно соображение, но оно связано с предыдущим. Соображение это можно осознать так — я боялся, узнав какую-то чудовищную правду о ней, необходимости действия… Сама необходимость действия заранее сковывала меня…

— Действие это могло быть связанным с твоим Венечкой?

— Нет, этого я не думал и не думаю сейчас. Но оно отчасти и было связано с ним, как необходимость объясниться на первой стадии, то есть хотя бы сказать ему, что я читал это письмо. О роли его в этом деле у меня есть свои догадки. Но первое, что я тогда испытал, была пронизывающая боль оттого, что они переписываются без моего ведома. Я сейчас не думаю, что он сознательно скрывал от меня эту переписку, он мог просто не придавать этому значения.

— Короче говоря, ты собирался жениться на ней?

— Да, я собирался. Я думал, как только я поступлю в аспирантуру и обоснуюсь в Москве, мы съедемся.

Относительно Венечки у меня есть еще одно соображение. Я не отметаю и мысли, что он сознательно подложил мне это письмо. Зная, что я собираюсь на ней жениться, и зная мои взгляды на отношения со своей девушкой, то есть на необходимость полной взаимной чистоты, и зная из содержания этого письма, что она не тянет на этот уровень, и не желая лично вмешиваться и тем самым как бы предавать ее, он мог подложить мне это письмо, чтобы я сам как бы случайно узнал обо всем и сам делал свои выводы.

В самом деле, странно было забыть на столе письмо такого содержания, да еще перед приходом человека, для которого содержание этого письма — дело если не жизни, то хотя бы чести… Если он это сделал намеренно, то это говорит о необыкновенном благородстве его души.

— Так ты с тех пор и не пытался узнать ни о содержании письма, ни о том, как оно тогда попало на стол?